Солнце светит всем одинаково

[Sky Smoker]

Название: Солнце светит всем одинаково
Автор: Sky Smoker
Пейринг | Персонажи: Хаширама/Мадара, Хаширама/Мито, Минато/Кушина
Тип: слэш, гет
Рейтинг: R
Жанр: ангст, драма, психология, философия, романтика, songfic. POV Мадары.
Количество слов: мини, ~4000 слов
Дисклеймер: все права на вселенную и персонажей "Наруто" принадлежат Масаси Кисимото
Саммари: Я отчаянно мечтал повернуть время вспять, на пятнадцать с лишним лет назад, чтобы прирезать ненавистного Хашираму, въевшегося под мою кожу с первыми солнечными лучами. Я отдал бы всё, лишь бы клан Узумаки, гибельное племя красноволосых морских Седзё, не появлялся в моей жизни в мирное время — лишь на поле битвы, где я мог бы всадить каждому под рёбра клинок.
Авторские примечания: ООС Мадары по желанию. Рвано, поскольку писалось под впечатлением и от первого лица.
Размещение: брать с разрешения автора

Прошу прощения за ссылку на Фикбук, однако мой глупый мобильный интернет не даёт мне нормально вставить текст и отредактировать его. Надеюсь, что это правилам не противоречит

Фанфик был написан на Летний Наруто-фестиваль

Читать дальше

@темы: Учиха, Тобирама, Мадара, фанфик, Хаширама/Мадара, Сенджу

---

by nekojuice

[Диспойна]

Прекрасная рисовка, не правда ли?)

@темы: Учиха, Мадара/Хаширама, Мадара, фанарт, Хаширама, Сенджу

---

[Гельвард Манн]

И почему я только сейчас обнаружила это замечательное сообщество? Буду вам теперь носить свои фанфики по Основателям

Автор:  Гельвард Манн
Беты: моя прекрасная фокус-группа,  Lexine +  Ушки и хвостик
Название: Echoes
Жанр: сюрреализм.
Персонажи/Пейринг: Хаширама/Мадара, Обито/Рин.
Рейтинг: R.
Размер: 4900 слов.
Дисклеймер: моего дилера зовут Кишимото Масаши.
Предупреждения: автор - неизлечимо больной учихалавер в стадии обострения.
Саммари: что было бы, если бы Мадара и Обито ладили между собой получше, чем в каноне.

- Слушай, - Мадара сидел у старого, помутневшего от возраста зеркала и расчесывал волосы обломком деревянного гребня. Гребень вчера сломал Хаширама, случайно наступив на него в темноте, и по этому поводу Мадара все еще на него дулся. - Я вспомнил, тут сегодня внук с подругой хотели приехать в гости.
- Откуда это у тебя взялся внук? - с подозрением спросил Хаширама. Он все еще валялся в постели, выпростав загорелые ноги из-под лоскутного одеяла, которое было ему коротко, и шевелил пальцами.
Мадара повернулся и окинул его взглядом, в котором явственно читалось "как же ты мне надоел".
- Обито вообще-то не совсем мой, он по линии Изуны, - терпеливо объяснил он.
- Так в чем же проблема? Пускай приезжают, дальняя комната все равно стоит пустая, - Хаширама засмотрелся, как Мадара управляется со своей пышной черной шевелюрой, в которой блестели еще только отдельные нити седины. Мадара как раз накрутил волосы на руку, завязывая в узел. Совсем как женщина, подумал Хаширама. Впрочем, помимо волос, в самом Мадаре не было ничего женственного, да и про волосы Хаширама бы вслух никогда не заикнулся, ему еще жить не надоело.
- Молодежь в баню захочет пойти. Да и нам не помешало бы помыться. А кое-кто дров вчера так и не нарубил, - сказал Мадара, безуспешно пытаясь убрать отдельные торчащие пряди в прическу.
- Да нарублю я тебе сегодня дров, нарублю! Только не нуди, - с досадой сказал Хаширама, сбросил одеяло, поднялся и вышел на веранду. Было еще прохладно, но солнце поднялось уже довольно высоко. За покосившимся забором ветер шелестел листьями осин, качал верхушки высоких стройных елей.
Хаширама зевнул, от души потянулся и почесал голый живот. Между столбиками веранды дрожала на ветерке свежая паутина, в которой застряли крупные капли росы. Хаширама отыскал щепочку и осторожно потрогал ею паутину. Та завибрировала, откуда-то сверху сразу же свалился мохнатый черный паук и принялся, заполошно перебирая лапками, проверять свою ловушку.
Мадара обиженно звенел посудой на кухне.

Хаширама пошел в спальню, вытащил из комода пару больших махровых полотенец.
- Пойдем на озеро купаться? - он бросил одно полотенце в Мадару.
- А завтрак?
- Я нам с собой бутерброды сделаю.
- Натощак купаться нельзя, - нравоучительно сказал Мадара.
- Да ладно тебе, пойдем, пока еще не жарко.
- Ничего не знаю, я без завтрака не пойду, - ворчливо заявил Мадара, помешивая кашу в эмалированной кастрюльке. - У меня язва, мне нельзя на голодный желудок.
Хаширама только вздохнул и обнял его, зарываясь лицом в уже успевшие растрепаться волосы.

Он как раз ковырялся ложкой в безвкусной овсянке, когда с улицы раздался рев мотоцикла. Хаширама вскочил, радуясь законному поводу не доедать сомнительный кулинарный шедевр производства Мадары.
- Ты бы хоть штаны надел, - с упреком сказал ему Мадара, не спеша поднялся и отправился встречать гостей.
Хаширама поддернул трусы, критически осмотрел себя и в самом деле ушел в спальню одеваться.

Внезапно свалившиеся им на голову гости оказались занятной парой. Внук, высокий темноволосый парень явно учиховской породы, весь в коже и заклепках, как раз заводил мотоцикл во двор. Его подруга, миниатюрная худенькая девушка, ростом ему едва ли по плечо, со стриженными под каре волосами и сиреневыми полосками на щеках - не то наклейки, не то татуировки, Хаширама в который раз понял, что ничего не смыслит в современной моде, – держала в руках пластиковое ведерко. Девушка на первый взгляд выглядела совершенно обычной, но было в ней что-то милое и уютное. На нее почему-то хотелось смотреть не отрываясь. Хаширама подумал, что будь он лет на тридцать помоложе, он и сам бы запросто в такую влюбился.

- Здравствуйте, - парень неловко переложил мотоциклетный шлем из одной руки в другую и пожал Хашираме руку. - Я Обито.
Только сейчас, посмотрев на него вблизи, Хаширама заметил, что по правой стороне его лица лучами расходятся глубокие шрамы.
- А я - Рин, - сказала девушка, тоже протягивая руку. Хаширама вместо рукопожатия поцеловал ей руку, и она смущенно улыбнулась, став от этого еще милей. - Надеюсь, мы вам не помешали.
- Ну что вы, нет, конечно! - рассыпался в заверениях Хаширама. - Места полно, мы с дедом, с Мадарой то есть, вообще собирались на озеро купаться. Хотите с нами?
- Нет, спасибо, - ответил Обито. - Мы сейчас в лес пойдем.
- За земляникой, - добавила Рин.
- Ничего себе, а она что, уже поспела? - удивился Хаширама.
- Ага, вдоль дороги ее полно. Только Рин мне не разрешила там есть, - пожаловался Обито.
- Еще чего, тяжелых металлов хочешь наесться? - строго сказала Рин. - Сейчас в лесу хорошей наберем.
- Найти бы ее еще теперь в лесу... - вздохнул Обито.
- А не жарко сейчас по ягоды ходить? - спросил Хаширама.
- Нет, сейчас в лесу самое то, - улыбнулась Рин. - Хорошо, прохладно.
Из дома выглянул Мадара.
- В этом вашем лесу только клещей собирать, - сказал он. - Лучше бы чаю с нами попили.
- Да ладно, дедуль, никуда твой чай не убежит, - сказал Обито. - Успеем еще.
Мадара только махнул рукой.
- Ладно, идите, переодевайтесь, я вам там сапоги нашел.
Хаширама посмотрел на Обито и извинительно развел руками. Обито, очевидно прекрасно знакомый с характером деда, так же развел руками в ответ.

Через пару минут Обито с Рин вышли из дома, одетые уже по-дачному, оба в резиновых сапогах. Рин даже повязала на голову белый платочек.
- Ну, мы пошли, - сказал Обито. - К обеду вернемся.
- Не заблудитесь только там! - крикнул напоследок Хаширама, когда они уже вышли за калитку.
- Не заблудимся! - Рин помахала ему рукой. Они пошли по тропинке, ведущей от участка прямо в лес, и вскоре скрылись из вида, только белый платочек еще долго мелькал между деревьев.

Хаширама бесцельно побродил по двору, полюбовался на мотоцикл Обито.
- Зверь машина, - уважительно сказал он, погладив нагревшийся на солнце черный бок. - Слушай, может, угоним и покатаемся?
- Угу, до первой канавы, - хмуро заявил Мадара и ушел в дом. Хаширама пошел следом. Мадара, чертыхаясь, отмывал кастрюльку от следов приставшей каши. Хаширама решительно отобрал у него посудину.
- Я сам вымою, собирайся давай, - сказал он. - А то придется по жаре тащиться.
Мадара что-то пробурчал себе под нос, но послушно ушел собираться.

Когда Хаширама вышел из кухни, Мадара сидел на скамеечке в прихожей и терзал ремешок сандалии, который все никак не хотел застегиваться.
- Дай помогу, - Хаширама наклонился и застегнул злополучный ремешок, потом не удержался и поцеловал выглядывающее из-под шорт бледное колено.
- Не подлизывайся ко мне, - зашипел на него Мадара.
- Даже и не думал подлизываться, - усмехнулся Хаширама.

- Слушай, а откуда у Обито эти шрамы? - спросил Хаширама, когда они шагали по пыльной дороге к озеру.
- Он в детстве с родителями попал в аварию, - ответил Мадара, не глядя на него. - Родители сразу насмерть, а парня в машине зажало. Правую руку и ногу собирали по кускам.
- Ничего себе, - Хаширама смущенно почесал затылок, не найдя, что еще сказать.

Некоторое время они шли молча.
- Я с Обито много возился, когда он был подростком, - внезапно добавил Мадара. - В некотором роде он мой воспитанник.
- Вот оно как, - протянул Хаширама и мечтательно добавил:
- А девчонка у него славная, - и дернулся, получив от Мадары полотенцем поперек спины. - Эй, ты чего, я же просто так сказал!
Мадара пробормотал сквозь зубы что-то вроде "старый хрыч" и припустил вперед по дороге, пыля подошвами сандалий. Хаширама догнал его, обхватил сзади руками, сделал подсечку и смеясь повалил в сухую колючую траву, не обращая внимания на возмущенные вопли.

Они свернули с дороги на узкую, заросшую травой лесную тропинку, и вскоре между деревьев замелькало небольшое озеро. Хаширама иногда думал, как оно выглядит сверху – блестящее круглое зеркало посреди сплошного темно-зеленого ковра хвойного леса. Кажется, кроме них никто не знал об этом озере. Давным-давно здесь построили причал - доски уже почернели от старости, - и на берегу до сих пор валялась чья-то перевернутая лодка, но почему-то они неизменно оказывались у озера только вдвоем.
Мадара снял сандалии и осторожно потрогал воду пальцами ноги.
- Холодная, - сказал он. - Я не пойду.
- Ну, ты чего? - расстроился Хаширама. - Мы же столько времени сюда шли.
Но переубеждать Мадару было бесполезно. Он расстелил полотенце на травке, снял футболку и улегся загорать.
- Только не обгори, ладно? - Хаширама невольно залюбовался его красивым обнаженным торсом, мощными плечами. Мадара был не дурак хорошо покушать, особенно налегал на мучное и сладкое, и все равно был в прекрасной форме. Еще и любил, изображая бурную деятельность на грядках, нацепить рабочий комбинезон на голое тело, совершенно игнорируя Хашираму, у которого вставало потом при одном только воспоминании об этой картине.

Мадара приподнялся на локте и посмотрел на него, прищурившись.
- Я вообще никогда не обгораю, - отрезал он и улегся обратно, прикрыв глаза свернутой футболкой.
Хаширама потоптался на месте, кивнул и пошел купаться.

Он разбежался и лихо прыгнул с мостков в воду. Вынырнул, фыркая и отплевываясь, откинул волосы с лица, украдкой бросил взгляд на берег - не смотрит ли Мадара? Но Мадара так и валялся на полотенце пузом кверху. Хаширама, делая мощные движения руками, погреб к противоположному берегу озера. Мадара в чем-то был прав – прогрелся только верхний, тонкий слой воды, и стоило опустить руку или ногу поглубже, как тело обдавало неприятным холодом. Хаширама перевернулся на спину, отдыхая, раскинул руки и ноги, щурясь от солнца, которое стояло уже почти в зените.

Заплыв к другому берегу отнял у него больше сил, чем он думал. Когда он доплыл, то выполз на четвереньках на песок и некоторое время хватал воздух ртом как рыба.
- Да, старость не радость, - пробормотал он, поднимаясь и выжимая воду из длинных волос.
В небольшой заводи у берега росли водяные лилии. Утопая ногами в склизком илистом дне, Хаширама нарвал букет, перевязал нежные сочные стебли пучком какой-то травы и, держа букет в одной руке над водой, неловко погреб обратно.
Мадара спал на животе, подложив руки под голову и повернув лицо набок. Хмурая складка между его бровей разгладилась, и сейчас он даже со своими вечными мешками под глазами выглядел молодым и каким-то беззащитным. Хаширама опустился рядом с ним на колени и поцеловал его в висок.
- Ммм, что такое? - недовольно пробормотал Мадара, открыв глаза и перевернувшись на спину.
Хаширама молча протянул ему букет.
- Это еще что? - поинтересовался Мадара.
- Это тебе, - сказал Хаширама. - Прости меня.
- За что? - недоуменно спросил Мадара.
- За все. За все мои прошлые и будущие грехи, - ответил Хаширама.
Мадара сел на подстилке, взял букет и поднес его к лицу. Потом осторожно положил цветы рядом с собой, обвил Хашираму за шею обеими руками и поцеловал его. Поцелуй вышел нежным и страстным, и у Хаширамы забилось сердце. Мадара редко оказывал ему знаки внимания, но зато уж когда оказывал, у Хаширамы всякий раз было чувство, что он самый счастливый человек на свете.
Не отрывая взгляда от Мадары, Хаширама взял букет, вытянул из него одну лилию и попытался воткнуть ему в растрепавшиеся после сна волосы.
- Водяной царь, - сказал он, любуясь результатом.
Мадара с отвращением вырвал и выбросил цветок.
- Что ты суешь мне всякую гадость в волосы! - возмутился он. - А если на нем пиявки какие-нибудь сидят?
Хаширама улыбнулся. Все было как обычно.

- А мы уже дома! - крикнула из кухни Рин, услышав их голоса. - И варенье сварили!
- Вот это да! - удивился Хаширама. - Как это вы так быстро?
- А мы как только вышли за калитку, так почти сразу нашли земляничную поляну, - Обито вышел из кухни, держа перед собой руки, испачканные ягодным соком. Хашираме почему-то некстати пришла на ум дурацкая фраза про кровь убитых ягод. - Земляники там просто завались. Целое ведро нарвали практически не сходя с места. Рин меня заставила перебирать, ох уж я намучился!
Он толкнул боком дверь, вышел во двор и направился к умывальнику.
В доме стоял умопомрачительный запах земляничного варенья. На плите красовался пустой таз, а на подоконнике за кружевной занавеской остывали уже закатанные банки.
- Две банки варенья вышло, и еще ягоды остались, ума не приложу, что с ними делать – пирог, что ли, испечь? Вы обедать будете, кстати? - спросила Рин. Она стояла у раковины и мыла посуду.
- Ого, вы и обед приготовили? - спросил Хаширама.
Рин помотала головой.
- Только разогрели. Мама с собой завернула котлеты с пюре. Там на всех хватит.
- Ооо, котлеты – это хорошо, - весело сказал Хаширама, потирая руки и садясь за стол. - Котлеты – это я всегда пожалуйста.

- Рин! - крикнул Обито со двора. - Тут в умывальнике вода кончилась, полей мне из бочки!
- Горе мое, ну что же ты у меня такой беспомощный! - Рин закрутила кран и вытерла руки о передник. - Иди помой руки на кухне!
- На кухне неинтересно! - крикнул Обито в ответ. - Хочу, чтобы ты мне полила.
- Ладно, сейчас полью, - согласилась она и вышла во двор.

Хаширама посмотрел из окна, как Рин, улыбаясь, зачерпывает ковшиком из бочки, а Обито умывается, фыркая и разбрызгивая вокруг воду, и его на мгновение одолела зависть. “У всех люди как люди, а у меня Мадара”, - подумал он, но тут же устыдился этой мысли. С Мадарой было тяжело, иногда просто невыносимо, но оно того стоило.

- Кстати, а где же Мадара? - только успел удивиться Хаширама, как тот сам появился в дверях.
- Обедайте без меня, я не голоден, - слабым голосом сказал он и, держась за стеночку, вышел из кухни. Хаширама, извинившись, встал из-за стола и отправился следом.
- Тебе плохо? - спросил он, перехватив Мадару в коридоре. - Что-то болит?
- Отстань от меня, пожалуйста, - тоном мученика произнес Мадара. - Я просто устал, пойду полежу.
- Ну хорошо, хорошо! - Хаширама примирительно поднял руки. Он вернулся за стол, но кусок не лез в горло.
- Вы кушайте, я пойду проверю дедулю, - сказал он Обито с Рин, которые, проголодавшись, наворачивали за обе щеки. - Вредный как черт, если что болит - ни за что сам не признается!
Обито кивнул с набитым ртом.

Мадара, голый по пояс, лежал ничком на неразобранной постели, напоминая цветом вареного рака.
- Обгорел, - констатировал Хаширама. Он осторожно дотронулся до покрасневшего плеча. Мадара дернулся и выругался сквозь зубы.
- Ну и что мне с тобой делать? - задал Хаширама риторический вопрос. - Хочешь, кремом тебя намажу?
- Не хочу кремом, - глухо пробормотал в подушку Мадара. - Он воняет.
Хаширама вздохнул и пошел обратно на кухню.
Рин возилась у плиты, раскатывая тесто, а Обито сидел за обеденным столом, строгая ножом какую-то деревяшку, и развлекал ее беседами.
- Ребята, у нас тут пострадавший, - сказал Хаширама.
- Что случилось? - Рин тут же повернулась. Руки у нее были в муке, и даже на кончике носа красовалось белое пятнышко.
- Да Мадара на солнце обгорел.
- А, - облегченно выдохнула она. - У меня есть с собой крем от ожогов, могу дать.
- Не хочет он кремом. Вот что мне с ним делать?
Рин задумалась.
- Ну, есть, конечно, такой народный способ... - сказала она. - В общем, намажьте его сметаной.
- Сметаной? Это можно, - Хаширама тут же полез в холодильник и вытащил еще нераспечатанную банку сметаны. - Спасибо за ценный совет!
Он снова пошел в спальню. Мадара лежал все в той же позе, не шевелясь. Хашираме стало его жаль.
- Слушай, мы тут придумали, как тебе помочь, - он оторвал крышку из фольги, зачерпнул сметану из банки прямо пальцами, шлепнул ему на голую спину и принялся размазывать. Мадара аж подскочил.
- Что за дрянью ты меня мажешь? - взвился он.
- Тише ты, это просто сметана, - успокоил его Хаширама.
- А, тогда ладно, - то ли Мадаре было так плохо, что он даже не нашел в себе сил возразить, то ли он начал ловить кайф от ощущения прохладной субстанции, которую Хаширама нежно размазывал по его плечам и спине.
Закончив, Хаширама укрыл его чистой простынкой и поцеловал в ухо.
- Спи. А я пойду дров нарублю и затоплю баню.

Стоило ему выйти во двор и взяться за колун, как из дома показался Обито.
- Помочь вам? - спросил он.
- Да ладно, справлюсь, - сказал Хаширама. - Хотя вот знаешь что, будь другом, возьми там на веранде рукавицы. Будешь таскать дрова под навес.
Обито сделал, как было велено, и принялся ждать, пока Хаширама нарубит первую порцию дров.

- Хорошо у деда на даче, правда? - спросил Хаширама, остановившись, чтобы передохнуть и утереть пот со лба.
- А то! - сказал Обито. - Надо почаще приезжать. А у вас внуки есть? - поинтересовался он.
- Есть, - с гордостью заявил Хаширама. - Внук, Наваки, в десятый класс ходит. И еще внучка, Цунаде. Красавица, спортсменка. На врача учится.
- Ого, - сказал Обито, уважительно покачав головой. - Рин у меня тоже будущий врач.
- Это дело, - сказал Хаширама. - А ты сам на кого учишься?
- На программиста, - ответил Обито.
- Вот это здорово! - похвалил Хаширама. - Молодец какой! Отличник, наверное?
Обито махнул рукой.
- Да какое там, я-то дурак дураком, чуть сессию тут не завалил. А вот Рин зато круглая отличница.
Он собрал очередную охапку дров и понес в сарай. Хаширама размахнулся и снова хряпнул колуном по полену.

- А вы с дедулей как познакомились? - вернувшись, спросил Обито.
- А вот, не поверишь, на работе. Я начальник цеха, а он у нас завотделом технического контроля. Уж мы с ним воевали-воевали всю жизнь. Мы выпускаем партию – а он ее зарубает. И так через раз. А потом Мито - жена моя, стало быть, - умерла, дети разъехались, и мы с ним как-то больше общаться начали, что ли. Обедать ходили вместе в столовую. Компот там, с курагой, - Хаширама усмехнулся собственным воспоминаниям и добавил:
- А Мадара вообще всю жизнь один. Характер у него, сам знаешь.
- Понятно, - кивнул Обито.
- Ну и вот, видишь, как оно вышло. Любви все возрасты покорны! - хохотнул Хаширама. - Ладно, хватит работать. Пойду я баню затоплю.

Хаширама сидел на кухне, бездельничал и наслаждался запахом от стоящего в духовке пирога, когда в дверях, пошатываясь, появился встрепанный и опухший со сна Мадара.
- Ты как себя чувствуешь? - спросил Хаширама.
Мадара только отмахнулся от него.
- Я в баню пойду, - заявил он.
- У тебя ведь ожоги, - с сомнением сказал Хаширама. - Тебе нельзя, наверное.
- Кто тебе сказал такую глупость? - огрызнулся Мадара.
- Тебе же там совсем плохо станет, - продолжал увещевать его Хаширама. - Рин, скажи хоть ты как врач, что ему нельзя сейчас в баню, - обратился он к зашедшей на кухню Рин, которая, наклонившись и приоткрыв дверцу духовки, тыкала в корочку пирога спичкой.
- Ну, вообще-то и правда нежелательно бы... - начала Рин, но под яростным взглядом Мадары стушевалась.
- Давайте сделаем так, - дипломатично предложил Хаширама. - Рин с Обито пусть идут первые, а мы с тобой потом, когда уже попрохладней станет. Ты ведь не против, Рин?
- Не против, - согласилась она. - Ну, тогда мы пошли. Выключите духовку через пять минут, ладно? Не забудете?
- Не забуду, - пообещал Хаширама.

В бане Мадара уселся на нагретый полок, вытянул ноги и прикрыл глаза.
- Потрешь мне спинку? - спросил Хаширама, протягивая ему мочалку.
Мадара приоткрыл один глаз.
- Не видишь – я отдыхаю, - сказал он.
Хаширама вздохнул и присел с ним рядом.
- Ну почему ты такой вредный? - спросил он. - У тебя ведь такая хорошая семья, Изуна так вообще добрейшей души человек. Один ты у них вредный. Ну скажи, чем я перед тобой провинился?
Мадара открыл глаза и пристально посмотрел на него.
- Ничем, - сказал он. - Ты передо мной ничем не провинился.
- Тогда почему ты так со мной? - настаивал Хаширама. - Я ведь люблю тебя, Мадара, - он не хотел этого говорить, это признание делало его совсем уязвимым, но слова вырвались сами собой.
Мадара ничего не ответил, только молча протянул руку и провел по его щеке большим пальцем.
Хаширама перехватил его руку и поцеловал. Мадара едва заметно улыбнулся.
- Не злишься больше? - спросил Хаширама, радуясь, что увидел на его лице улыбку. - Ну что, мир?
- Мир, - кивнул Мадара. - Давай сюда свою мочалку.

Когда они вернулись из бани, уже почти стемнело. Хотя здесь никогда не темнело по-настоящему – солнце ночью все время ходило где-то за горизонтом, высвечивая серебристым края облаков. За окном шумел лес, в траве оглушительно пели цикады, заглушая льющуюся из радиоприемника тихую музыку. Вокруг лампы в плетеном абажуре вились мотыльки. Рин накрывала на стол. Она переоделась в совсем короткие шорты и мужскую футболку с растянутым воротом, который все время спадал с ее худенького плечика. Обито вертелся рядом, пытаясь помочь, но после того, как чуть не грохнул чашку, был решительно выдворен с территории и ушел в гостиную что-то обсуждать с Мадарой.

Когда все уселись за стол, чай был уже разлит, а пирог нарезан, Хаширама вдруг вскочил, хлопнув себя по лбу.
- Совсем забыл - у нас же есть мороженое в холодильнике! Давайте есть пирог с мороженым!
- Давайте! - поддержали его Обито с Рин, и даже Мадара, который важно восседал во главе стола в халате, с намотанным на голове тюрбаном из полотенца, одобрительно кивнул.
Хаширама вгрызся в пирог, попутно демонстрируя Рин большой палец. Мадара, аккуратно орудуя ножом и вилкой, вырезал из своего куска серединку и сложил корочки на тарелку Хашираме, утащив у того второй кусок прямо из-под носа. Рин хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Хаширама засмеялся и нагло поцеловал его прямо при всех в красную от загара щеку. Мадара оттолкнул его и покраснел еще сильней, потом не выдержал и тоже засмеялся. Теперь хохотали уже все трое, и только Обито, который все пропустил, растерянно вертел головой.

После ужина все, кроме Мадары, расположились в гостиной у телевизора. Мадара сказал, что пойдет спать. Хаширама не понимал, как можно столько спать, но был счастлив, что Мадара больше не дуется. Может быть, ему, как коту, на самом деле нужно было спать по шестнадцать часов в сутки, и во всем его поганом настроении был виноват банальный недосып.

Когда на экране парень в белой рубашке полез за окно, Хаширама бросил попытки вникнуть в сюжет.
- Пойду-ка я тоже спать, - объявил он и поднялся с кресла. - Спокойной ночи, молодежь.
- И вам спокойной ночи! - вежливо ответила Рин. Обито отсалютовал ему кружкой с чаем.

Мадара лежал в постели, укрывшись до подбородка лоскутным одеялом. Его все еще влажные волосы черными ручьями растеклись по подушке. Хаширама откинул край одеяла и устроился с ним рядом, обнимая.
- Как ты? - спросил он. - Спина больше не болит?
Мадара пожал плечами. Хаширама, истолковав это как положительный ответ, поцеловал его в ухо, в шею, в плечо.
- Ты сдурел? - яростным шепотом возмутился Мадара, отпихивая его. - У нас дети в соседней комнате.
- Мы тихонько, - сказал Хаширама. - И потом, дети заняты. Они там кино смотрят, про какого-то мистера Андерсона.
Не дожидаясь от Мадары очередного взрыва возмущения, он решительно откинул одеяло и начал целовать его живот, спускаясь ниже. Мадара недовольно засопел, но когда Хаширама потянул вниз его трусы, сам приподнял бедра, помогая их снять. Хаширама обхватил рукой его уже стоящий член, оттянул крайнюю плоть, дразнящим движением прикоснулся языком к уздечке. Потом с влажным звуком втянул головку в рот и начал ритмично сосать, удовлетворенно отметив, как Мадара кусает собственные пальцы, чтобы сдержать стон.
Через некоторое время Мадара схватил его за волосы и отпихнул.
- Ты чего? - шепотом спросил Хаширама. - Что-то не так?
Мадара хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться.
- Я сейчас кончу, - произнес он свистящим шепотом.
- Ну так и кончай, - прошептал в ответ Хаширама.
- А ты как? - спросил Мадара.
- Ну... как-нибудь так, - улыбнулся в темноте Хаширама.
- Идиот, - мотнул головой Мадара, и Хаширама понял, что сегодня ему обломится кое-что получше собственной руки, и нельзя упускать такой шанс.
- Хорошо, хорошо, я сейчас, - пробормотал он. - Вот черт, я смазку в аптечке оставил, на кухне. Сейчас схожу.
- С ума сошел? - яростно зашипел Мадара. - Они сразу поймут, чем мы тут занимаемся.
"Интересно, как", - хотел спросить Хаширама, но в таком состоянии с Мадарой лучше было не спорить.
- Что же нам тогда делать? - беспомощно спросил он, и вдруг его взгляд упал на забытую на прикроватной тумбочке ополовиненную банку сметаны.
- Даже не думай, - проследив его взгляд, Мадара замотал головой. - Я не позволю пихать в меня какую-то прокисшую сметану.
- Да она не успела еще прокиснуть, - сказал Хаширама и в подтверждение своих слов опустил палец в банку, вытащил и лизнул. Мадара скривился, всем своим видом выражая глубочайшее отвращение. Но Хаширама уже развел его бедра и продолжил прерванное занятие, одновременно пропихивая в него скользкий от сметаны палец.
- Ненавижу тебя... - простонал Мадара, выгибая спину, когда Хаширама вошел в него. - Все всегда делаешь... ах... по-своему...
Им хватило нескольких судорожных толчков, чтобы оказаться на грани. Кончая, Мадара впился зубами в его плечо, и Хаширама едва сдержал крик. В постели Мадара кусался и царапался, как дикий зверь, и Хаширама уже привык ходить весь в следах от его зубов и ногтей.
Мадара, не признававший лишних постельных нежностей, отвернулся от него и почти сразу же уснул. Хаширама кое-как вытер его уже испачканной в сметане простынкой, завернул в одеяло и прижал к себе. Глядя на мелькающие в щели под дверью отсветы телеэкрана, он и сам быстро провалился в сон.

Обито, развалившись на диване, вяло следил за происходящим на экране телевизора.
- Скучно, - зевнул он. - Все это я уже сто раз видел. Скоро ему предложат на выбор две таблетки, и он конечно же выберет красную, и попадет в реальный мир, где будет есть пластиковую кашу и бороться с машинами. А ведь мог бы хоть раз выбрать синюю и посмотреть, что тогда будет. Ведь это так здорово – спать, когда ты знаешь, что спишь. Можно делать все что угодно. Можно летать. Можно поехать хоть на край света. Можно творить целые миры. Можно быть где угодно, как угодно... кем угодно. Это и есть настоящая свобода. А не эта ваша так называемая реальность.
- А ты бы согласилась есть пластиковую кашу? - спросил он у Рин, пригревшейся на его груди.
Она что-то неразборчиво пробормотала.
- Да ты ведь у меня совсем уже спишь, - сказал он. - Пойдем-ка в кровать.
Он щелкнул пультом, выключая телевизор, и осторожно поднялся, взяв Рин на руки. Она неосознанно обхватила его руками за шею, и он на секунду замер, стоя посреди темной комнаты, прижимая ее к себе. Потом осторожно толкнул ногой дверь, стараясь не шуметь, и отнес ее в гостевую комнату.
- Спи, заяц, - прошептал он, укладывая ее в постель.
- Я не заяц, - сонно возразила Рин.
- А кто же ты тогда? - спросил он, гладя ее по волосам.
- Ммм... Не знаю, - пробормотала она, не открывая глаз,
- А я знаю. Ты заяц, который живет на луне, - его голос убаюкивал и усыплял. - Говорят, если пойти по лунной дорожке, то можно его поймать. Но никто никогда не доходил до конца. А я дошел. А знаешь, почему? - спросил он и ответил сам себе:
- Потому что это под силу только сумасшедшим. А я сумасшедший. И мне себя не жаль. И никого мне уже не жаль. Только тебя мне было жаль, - горько прошептал он. - И ради тебя я готов был хоть весь мир уничтожить и снова восстановить из праха. И я это сделал. И никто больше тебя у меня не отнимет. Ни люди, ни боги, ни сама смерть.
Он поцеловал ее в лоб и поднялся на ноги.
- Ты куда? - сквозь сон спросила Рин.
- Ты спи. Я пойду кое-что проверю и сразу же вернусь, ладно? - он подоткнул ей одеяло и вышел на веранду.

Ждать оставалось совсем недолго.
Мир на мгновение замер. Затихли цикады в траве, оборвали свою песню ночные птицы. Даже ветер, казалось, перестал шуршать листвой. Из-за черных, острых как пики верхушек елей выкатилась огромная красная луна, исчерченная концентрическими кругами, на которые были нанизаны девять томоэ.

- Бдишь? - раздался за его спиной голос. - Ну и как, гендзюцу не слетело?
- Ничего, слетит - поправим, - хмыкнул Обито.
Мадара подошел и встал рядом, опершись о перила веранды, провел рукой по лохмотьям облупившейся краски, в который раз поражаясь детализации иллюзорного мира.
- Как тебе Рин? Совсем как настоящая, правда? - спросил Мадара.
- Она и есть настоящая, - обиделся Обито.
- Да, да, конечно, - кивнул Мадара. - Развлекайся, парень, ты заслужил.

Они замолчали, слушая ночную тишину, которую нарушал только хор цикад да печальное уханье какой-то ночной птицы в кустах.
- Хороший мир, - сказал Мадара. - Сам придумал?
- Увидел однажды во сне, - произнес Обито, вглядываясь куда-то в чернеющую за покосившимся забором сплошную стену леса. Он ухмыльнулся уголком рта, и Мадара на секунду узнал в нем того самого Обито, с которым они стояли плечом к плечу на спине десятихвостого, отражая атаки Альянса.
- Наконец-то мир без войн, - сказал Мадара.
- Почему же, тут есть войны, - возразил Обито. - Мы будем смотреть их по телевизору и радоваться, что они идут где-то далеко от нас. А здесь всегда будет лес, полянка, солнце будет светить, а на кухне будет накрыт стол и будет дымиться только что испеченный пирог с земляникой. Здорово придумано, ведь правда, дед?
- Ага, - согласился Мадара. - Слушай, а море тут есть? Я бы съездил с Хаширамой на море, погреть старые косточки, - он тоже ухмыльнулся.
- Надо - сделаем, - лаконично ответил Обито. - Ладно, дед, пошел я на боковую, - он зябко переступил босыми ногами по деревянному полу.
- Давай, - Мадара напоследок похлопал его по плечу. - Хороших снов. Хороших нам всем снов.

@темы: Мадара, фанфик, Хаширама/Мадара, Хаширама

---

[Диспойна]

Название: Искусство избранных
Автор:  Эль-фирЭ
Фэндом: Naruto
Персонажи: Мадара/готовка
Рейтинг: PG-13
Жанры: Юмор, Повседневность
Размер: Мини, 3 страницы
(на заявку)


К этой новой жизни — спокойной и скучной - он привыкал с трудом.
Ему не хватало привычной тяжести стальных доспехов на плечах. Без них Учиха чувствовал себя почти уязвимым, хотя так долго желаемый обоими кланами мир наконец-то заключен. Ему не хватало тех дней, наполненных сумасшедшей, петляющей по ловушкам, гонкой за смертью и от нее. Не хватало привычных стычек один на один и схваток с другим кланом, сидеть на одном месте почти невыносимо. Сыто, мирно, безопасно — какое гадство! А вот без необходимости самому себе готовить, Мадара прекрасно бы прожил до конца своих дней.
Полупрозрачный пакет из супермаркета, под завязку набитый исключительно здоровой пищей – привилегия Основателей - угрожающе шелестел в такт неторопливым шагам шиноби, тем самым намекая, что стоило тебе, лидер-сама, остаться в резиденции. Лишние пару часов работы над документами почти гарантированно окупались государственной похлебкой, чей состав был неизвестен даже легендарному носителю шарингана, а неопределенный вкус и подозрительный запах с недавних пор не являлись препятствиями. Готовила на казенной кухне старая бабка из Сенджу, чудом пережившая двух мужей, три войны, и одного надменного Учиху, безмолвно благодарного за кормежку. От раменной за углом потянулся густой аромат мясного супа, от чего живот скрутило предательской судорогой голода, но шиноби привычно задержал дыхание, покуда не отошел на двадцать шагов.
Шел второй месяц после основания деревни.
Мадара выживал, как мог.

В далекое военное детство, когда он только начал создавать себе определенный вес в клане, а вся семья практически жила на поле боя, готовила для лидера Таджима-сама и его людей одна из безликих женщин Учиха. Узкое строгое лицо, ниспадающие черным зеркалом волосы и маленькие аккуратные руки, от которых постоянно пахло смесью специй и трав – Мадара не запомнил такой мелочи, как ее имя. Но молочная рисовая каша и наваристая похлебка из мелкой речной рыбешки всю жизнь вызывали у него в памяти именно то время. Сброд, который убил эту женщину, он выследил, точно помеченный на заклание скот, и накормил собственными кишками.
Когда младший сын лидера подрос и перестал быть самым младшим, обязанность стряпать братьям в военных походах легла на его плечи. Приказы отца не обсуждались, но сам Мадара благоразумно перебивался ягодами и кореньями, покуда братья, сверхвыносливые шиноби и элита клана, боролись за свободные кусты. И попутно осознавали, как нелегко принудить Учиху делать то, что ему не по душе. Военная мощь отряда на пару дней снизилась, задница Мадары после отцовского ремня горела огнем, но, слава Цукиеми-сама, с должности кашевара его сняли.
Изуна подрос: научился выдыхать огонь, прятать расческу от шарингана старшего кедай и овладел особым дзютцу «вовремя-заткнуть-братца-онигири». Когда на отравителей, появлявшихся примерно пару раз в месяц, открывал охоту с поварешкой наперевес уже младший брат, жизнь нового лидера Огненного клана окончательно приобрела некое постоянство. Но Изуна погиб, а выследить и накормить собственными кишками Тобираму не получилось. Однако Хаширама постоянно твердил, что к мечте нужно стремиться, потому Мадара точил катану и не отчаивался понапрасну.
Коноха мало-помалу разрастались, и вскоре дома Основателей, отстроенные с помощью мокутона, а не медлительной рабочей силы, гордо посверкивали новенькой черепицей. Но, перешагнув порог своего жилища, Мадара понял, что война еще не окончена. Все куноичи клана от десяти до шестидесяти, способные удержать в руках хоть ложку, выстроились к его дому в очередь, хвост которой терялся на другом конце деревни, в квартале Сенджу.
Одинокий лидер Огненного клана, никогда не страдавший от народной любви, внезапно ощутил на себе голодные хищные взгляды не менее одиноких незамужних женщин. Нелегко принудить Учиху делать то, что ему не по душе, но бегство оказалось самым приемлемым вариантом и недолго думая, шиноби слился со стеной. Спасительный путь во все тот же квартал Сенджу был полон опасностей, как ни одна из его военных вылазок.
Солидарный с ним Хаширама благоразумно сохранял молчание, но ловя полный смешинок карий взгляд, Мадара все от времени давился чаем. Предложение Сенджу просто нанять кого-нибудь для готовки, грозило обернуться ежевечерней чередой классических тестов наперевес с набором юного отравителя. Класть себе в рот неизвестно что, приготовленное неизвестно кем, пусть это будет хоть сам Рикудо-сеннин воскресший, Учиха был не намерен.
- Ну, друг мой, тогда тебе остается только одно, - веско произнес Хаширама и, отставив в сторону свой чай, решительно направился в кладовку. Послышалась возня, лязганье железяк, кваканье лягух, шелест ткани и восхищенный вздох «О, моя старая пижамка…?». Вернувшийся лидер лесного клана, смахнул вековую пыль с куска камня размерами метр на метр да в локоть толщиной, оказавшегося потрепанным временем талмудом, и с грохотом опустил его на прогнувшийся обеденный стол.
- Вот то, что тебе поможет, Мадара, пользуйся на здоровье, - улыбнулся Сенджу. - Монументальный труд всех времен и кланов, уверен - тебе пригодится!
Так коллекционное издание «Книги о полезной и съедобной пище» перекочевало в стратегические запасы клана Учиха.

Мадара все же не мог понять, как такие обычные вещи могут превращаться в настолько сложные без всяких техник и секретных печатей.
Слежка за несколькими поварами, от элитного ресторана Конохи «В гостях у Хокаге» до закусочной «Три куная», необходимых данных не принесла. Нет, благодаря шарингану, теперь он мог состряпать мутный суп из тухлых крабов, с приправой из собачьего уха, и фирменные роллы по тайному семейному рецепту шеф-повара Теручи. Однако ингредиенты для первого блюда отсутствовали в магазине, а для второго необходимо было обойти с паломничеством страну Огня, выкрасть у Райкаге любимый соевый соус, жениться на принцессе страны Специй и лаской приманить к жаровне хвостатого зверя. Но, слава запасливости Сенджу, у Учихи теперь были инструкции, и, похоже, что ему придется их применить.
Первая же страница талмуда сообщала, что кулинария есть искусство, вершин которых могут достичь лишь избранные. Мадара, согласно все тем же инструкциям уже одетый в фартук из бездонных хокажьих запасов, слегка приосанился – тема избранных всегда была ему особенно близка. Также неизвестный автор, чье имя давно было стерто руками многих голодных шиноби, сообщал, что все рецепты проверены временем, а потому для достижения желаемого результата отвлекаться не след. Учиха в задумчивости прикусил большой палец, и тут он с автором был согласен – его самого крайне раздражали попытки подчиненных добиться аудиенции в самый разгар разработки новой техники. Не долго сомневаясь, шиноби наложил барьерную печать на свой дом и решительно взял в руки пакет из супермаркета.
Если кулинария это искусство, то Мадара был намерен устроить выставку.

Шиноби его уровня знал концентрации все.
Потому первый нарушитель, вломившийся на территорию кухни, словил хирургически верное попадание зубочисткой в парализующую точку тела и мягко осел на деревянный настил. Второй, уже более дерзкий, поскольку пробрался через окно, был насильно накормлен образцом №14.5-В/3, после чего обморочно сполз по стене. Дабы не нарушать рекомендуемый для принятия пищи температурный режим, третьего взломщика, подобравшийся возмутительно близко, вынесло через входную дверь не катоном, а мастерски примененным дзютцу разделочной доски.
Обеспокоенно сверкающих шаринганами родственников, задвинул на второй план Хаширама, осторожно перешагнувший бесчувственные тела нарушителей. Кухня, ныне стройно уставленная всеми емкостями от пробирок до чайных кружек с порядковыми номерами попыток изготовления, скорее напоминала тайную лабораторию. И посреди этого бедлама восседал на столе с плоской тарелкой в руках гений всея Учиха и гордость Страны Огня. Из маленького кухонного радио бряцала на семясине нежная дева, в этом сезоне вошедшая в моду среди ценителей традиционного искусства игры на струнных инструментах. Мадара водил палочками из стороны в сторону в такт песне, не забывая жмуриться от удовольствия и подцеплять кусочек ужина с тарелки. Вероятно, запоздало пришла в голову Каге светлая мысль, мешать ему не стоило, но поздно – Шодая заметили.
Сенджу открыл было рот – на припеве нежная дева вошла в раж, с чувством бряцая по струнам – но Учиха внезапно сделал страшные глаза и молча подтолкнул к нему вторую тарелку. Если Хаширама и хотел выйти отсюда живым, то этот небольшой кусочек предположительно… мяса под разноцветной соломкой неизвестно чего, украшенный витиеватыми росчерками соуса подозрительно синюшного цвета – его путь к свободе. Интуиция сенсора просто вопила об опасности, но под пристальным взглядом молчаливого Мадары желание спорить и задавать вопросы слегка поутихло. Лидер лесного клана мысленно попросил прощения у брата, наспех прочел короткую молитву предкам и решительно взял в руки палочки для еды.
Хаширама оглох, ослеп, онемел, забыл дышать и ощущать прикосновения. Он чувствовал себя былинкой, уносимой порывистым летним ветром, напоенным вкусом тысячи трав. Родовитым дайме, через чьи руки прошла тысяча прекраснейший блюд мира. Отшельником, после тысячи лет медитации нашедшим путь в чертоги рая.
Довольный произведенным эффектом, Мадара сидел на столе своей кухни, неразборчиво мурлыкая под нос какую-то песенку. Другими словами, совершенно не ждал ничего иного, кроме восхваления себя любимого. И уж совершенно точнее не ждал, что Сенджу молча отставит от себя пустую тарелку, скользнет по Учихе нечитаемым взглядом и забросит его себе на плечо со словами:
- Отныне, готовить ты будешь только для меня.

Это был всего лишь второй месяц после основания деревни.
Но Мадара уже мысленно примерял шляпу Каге.

@темы: Учиха, Мадара, фанфик, Хаширама, Сенджу

---

[selesch]

Если хорошо порыться в моем компе,можно и такое найти: забытый скетчик полугодовой давности-рождество и поцелуи под амелькой...

@темы: Хаширама/Мадара, свой арт

---

[selesch]

От любви к этой парочке отделаться невозможно.Это вышло само по себе,как зарисовка на полях,рисовала я совершенно другую картинку.

@темы: Мадара, Хаширама, свой арт

---

Друзья

[Веер и Вилка]

Архив

Сообщество "Двое из клана".


Сообщество "Naruto Festival"


Форума ~Среди несуществующих~


Командный фест "Битва Века".


Сообщество игры "Цена свободы".


Uchiha Obito fanclub

запись создана: 26.04.2010 в 11:42

@темы: админское, реклама

---

[Диспойна]

Название: На расстоянии...
Автор:  Эль-фирЭ
Фэндом: Naruto
Персонажи: Хаширама/Мадара
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), AU
Размер: Мини, 3 страницы

Хирайшингири* - «Летающая молния», кендзютцу Тобирамы.
Учиха-кёдай ** - (яп.) братья Учиха


Хаширама приходит в себя профессионально связанным, можно даже сказать, от макушки до пят спеленатым в равном количестве и печатями, и подавляющими чакру тонкими цепями. Открывать глаза и выдавать свое пробуждение он не спешит – проникнуть в самое сердце его лагеря, выкрасть из-под носа у трехсот воинов Сенджу и брата, почти что подвиг. Первоклассный шиноби враждебного клана? Великолепно.
Затылок пульсирует тупой болью, кожа запястий неприятно саднит под оковами, а с каждым неглубоким вдохом в легкие проникает горьковатый, терпкий запах дыма. Так пахнут скудные на тепло зимние костры, медленно пустеющая стоянка его семьи и… поле брани, когда в его противниках огненный клан.
- У меня нет времени, Хаширама, - ровно произносит Мадара, и эхо его слов разносят изрезанные временем своды небольшой пещеры. – Поэтому мы сразу перейдем к делу.
Он сидит буквально в паре шагов – в невзрачно сером плаще Учиха сливается со стеной без всяких техник, а глубоко наброшенный капюшон полностью скрывает лицо, лишь выбиваются из-под воротника пара угольных прядей. Отороченные темным мехом перчатки лежат рядом, прямо под рукой, где и шелково-серая полоса обнаженной катаны, поясная сумка с кунаями и потрепанный запечатывающий свиток с веером на восковой печати.
Тело не слушается, поэтому Хаширама просто поворачивает к нему голову, и сдувает упавшую на лицо каштановую прядь. Ему хочется задать тысяча и один вопрос, как всегда, когда они обмениваются не яростными взглядам и ударами клинков, а словами и мыслями. Но Сенджу и без объяснений знает причину, по которой он здесь.
- Ему стало хуже, - произносит он полуутвердительно. – Ваши медики не могут вылечить рану Изуны, полученную от Хирайшингири*.
Мадара не отвечает, сам он как глубокая черная река, скованная ледяным панцирем – ни сколько-нибудь заметного колебания чакры, ни движения, и даже пропитанной сарказмом фразы о силе дедукции Хаширамы. Похоже, дела и впрямь плохи.
- Ты у нас любишь сделки, договоры, клятвы и все такое, поэтому я предлагаю тебе такую, от которой ты не сможешь отказаться, - Учиха говорит размеренно и неестественно спокойно, словно согласие Сенджу это исключительно формальность. - Его жизнь в обмен на мир, который ты так страстно желаешь заключить, или…
Хаширама пытается хотя бы пошевелить руками, но связывающая техника Учихи держит намертво, как и пристальный взгляд самого Мадары, стаскивающего с головы капюшон. Он рассматривает обездвиженного врага и перекладывает катану себе на колени, скользя пальцами по зеркальному лезвию.
- Конечно, ведь я сразу предложил тебе вылечить его… - едва слышный шорох и кареглазый шиноби непонимающе хмурится, когда острие меча упирается ему меж ребер.
На расстоянии секунды от сердца.
- Другими словами, когда умирает мой не самый близкий родич, война продолжается дальше, а когда ранен мой единственный брат, я тут же падаю врагу в ноги, моля его об исцелении? – Мадара слегка изгибает губы в подобии насмешливой улыбки. – Я держу в узде клан профессиональных убийц, Сенджу, не забыл? Да у моей палатки выстроилась бы очередь из желающих прирезать во сне.
Хаширама демонстративно осматривает собственные руки, связанные до красных отметин, черную томную вязь печатей по всему телу и узел, лишающий свободы ноги.
- Послушай, Мадара, развяжи меня и…
- Я не закончил. Или ты лечишь его и в качестве платы мы заключаем мир, либо… - черноглазый шиноби почти любовно проводит рукой по катане, выглаживая полированную сталь, - твой собственный брат остается целым и невредимым. Убить его не убью, а лишь нанесу ему точно такие же раны и подброшу в твой лагерь. Вот теперь можешь выбирать.
Взгляд Сенджу опасно темнеет от злости, он уже всерьез пытается вырваться, а Учиха бесстрастно следит за его попытками сбросить оковы. Переплетенные с печатями и между собой цепи, черными змеями обхватывающие грудь, запястья и лодыжки, способны удержать даже бийджу до восьмого хвоста, они оба это знают, но Хаширама все равно пытается их сорвать. Под бесконтрольным выбросом чакры неровные стены пещеры покрываются сетью трещин-паутинок, а ее своды роняют им на головы каменную пыль.
- Где он? – отрывисто спрашивает он, - Только не говори, что снова в Цукиеми, или видят предки, Мадара, я даже со связанными руками убью тебя за это!
В ответ на угрозу Учиха только фыркает презрительно и бесшумным движением перетекает вперед, оказываясь с ним лицом к лицу.
На расстоянии дыхания друг от друга.
- Он в моем Камуи, особом подпространстве. Убьешь меня – убьешь его, - шепчет Мадара так тихо, будто в этом пустом подземелье их могут подслушать, и, выдержав паузу, медленно отстраняется.
Пару секунд он наслаждается замешательством пленника, но вновь вспоминает пропитанный болью взгляд аспидо-черных глаз. Как в лихорадке, брат отгонял от себя всех, кроме Мадары. Изуна попеременно то засыпал беспокойным сном под действием обезболивающих, то вновь приходил в себя, шепча что-то неразборчивое, но все же намертво вцепившись старшему в руку. Чтобы уж точно не ушел к Сенджу просить за него.
- Ты поставил меня между жизнью брата и будущим клана, враг мой, так каково теперь чувствовать себя на моем месте? – Не приправленные легкой насмешкой, слова получаются неожиданно горькими, как степная полынь. Учиха, поджав тонкие губы, резко отворачивается, чтобы не видеть этот знакомый еще с детства всепонимающий взгляд Хаширамы. На языке вертится очередная колкость, коих в запасе язвительного шиноби предостаточно, но Сенджу, прекрасно зная Мадару лучше его самого, перебивает на полуслове.
- Согласен. На первый вариант, - и поспешно уточняет, - мы-таки заключим мир.
Он, разумеется, знает Мадару, но все же здорово рискует – Учиха порывистый и переменчивый, как весеннее небо, хоть и соблюдает договоры, однако сможет ли удержаться от небольшой мести? А сам Изуна – этот безупречно вежливый и как никто из их клана улыбчивый и открытый – коробочка с тройным дном да ворохом секретов. Они друг друга стоят, эти Учиха-кёдай**.
Подобно серебристым рыбкам под поверхностью глубокой черной реки, мелькают в темном взгляде искреннее удивление с толикой сомнений и опаска. Не ожидал. Мадара подозрительно прищуривается, не покупаясь на кристально-честный карий взгляд, но настоящего беспокойства в нем уже нет. Хочет верить, но еще опасается. Хаширама шестым-десятым чувством ощущает, как теперь уже не врага, но друга отпускает почти незаметное нервное напряжение.
- Слово Сенджу? – Учиха медлит, выискивая подвох в им самим предложенной сделке.
На расстоянии клятвы от мечты.
-… да, слово Сенджу.
Реальность тает, как утренняя роса на траве: сквозь стены пещеры проступают медленно, будто неохотно, очертания стола с тактической картой и флажками, стойка с алым панцирем доспехов в углу, гунбай в кружеве царапин, прислоненный к кровати, а плащ Мадары стекает серой тенью ему под ноги. Учиха, на пару секунд прикрывает глаза, пряча под веками засыпающий до поры калейдоскоп Высшего Мангекьо, и, вытащив из поясной сумки узкий кунай, слитным движением разрезает путы. Обычные веревки, такими привязывают ведра к колодцами, чтобы не стащили, связывают тюки с одеждой и… мда, пленяют великих шиноби.
Учиха не смотрит ему в глаза, только задумчиво изучает кунай, более не нужный, но Хаширама видит его едва подрагивающие от нетерпения пальцы, сжимающие рукоять оружия, затвердевшую от злости (на себя?) линию скул, очерченную неверным светом масляной лампы, тускло освещающей палатку лидера. И страх. Старый, давно и прочно сдерживаемый подспудный страх за близкого родственника, который не даст ему покоя до самой смерти, Мадара всегда будет волноваться за брата.
А у Хаширамы ширится и растет в груди пьянящая радость, с губ срывается едва слышный довольный смех. Даже спустя все эти года, сражения и размолвки они снова друзья, или, как минимум, уже не враги. Союз будет очень долгим и плодотворным, он об этом позаботится, хоть и пройдет еще много времени, прежде чем два клана смогут по-настоящему доверять союзникам.
Как два шиноби, вставших по одну сторону меча, как два друга, вновь понимающие друг друга без слов.
На расстоянии мысли…
От тебя.

@темы: Мадара, фанарт, Хаширама/Мадара, Хаширама

---

[I am ready!]

@темы: Мадара/Хаширама, Хаширама/Мадара

---

[I am ready!]

Небольшая додзинси на на японском. Называется "Madallies" . !R18!

@темы: Хаширама/Мадара

---

Триумвират

[Sky Smoker]

Название: Триумвират
Автор: Sky Smoker
Пейринг | Персонажи: Тобирама, Хаширама/Мадара, Мито/Хаширама, косвенно Тобирама|Мито.
Тип: слэш, гет
Рейтинг: R
Жанр:драма, психология, hurt/comfort.
Размер мини
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат г-ну Масаси Кисимото
Саммари: Узумаки ненавидят Учиха, Учиха ненавидят Узумаки и Сенджу, Сенджу держатся обособленно, и только Хаширама мирно сосуществует с обоими — так уж издавна повелось. Однако всё кардинально меняется, когда Хаширама заключает триумвират, во всеуслышание объявляя Учиха своими союзниками и беря Узумаки Мито в жёны.
Авторские примечания: Триумвират (от лат. tres— три + vir — муж: «союз трёх мужей») — политическое соглашение, союз влиятельных политических деятелей, направленный на захват государственной власти. В данном тексте под словом «триумвират» больше подразумевается установление единой политической системы Хаширамы «Мир во всём Мире».
Несмотря на приличное количество слов, это скорее зарисовка, нежели полноценно законченная работа – слишком много нюансов остались нераскрытыми и слишком много ситуаций я попросту опустила.
Размещение: брать только с разрешения автора

Фанфик был написан на Зимний фестиваль

Надежда может затеряться в громовых раскатах,
Страх может покуситься на то, что охраняют остатки веры.
Смерть заберёт сражающихся в одиночку,
Но если мы объединимся, то сможем переломить судьбу…

© Malukah – «Reignite»

О том, что что-то случилось, Тобирама понимает, едва ступив за главные ворота родной деревни: и стража слишком взволнованна, и жители перешёптываются, провожая Учиха Мадару, возвращавшегося с миссии рядом с Тобирамой, косыми взглядами.

Воздух насквозь прорежен, пропитан чужим духом – Тобирама пробирается сквозь людей и идёт практически на «зов», на отголоски, которые приводят его к круглому алому зданию в центре Конохагакурэ.

Площадка у Резиденции Хокаге полна людей – чужестранных и настроенных немирно. От них почти за версту разит чужой, острой и холодной, точно северный ветер, чакрой – Тобирама краем глаза замечает, как в полуприщуренных глазах Мадары из-под тёмных ресниц вспыхивает Шаринган: Учиха поджимает тонкие губы и чуть выступает вперёд, рукой захватывая рукоять тессена, и Тобирама поспешно останавливает его за плечо.
Он желает разобраться с чужеземцами сам. Мирным путём.

– Кто вы и что делаете здесь? Отчего в Конохе такой переполох?

Сенджу видит, как толпа расступается – и враждебно смыкается вновь, неохотно выпуская лидера из своих рядов.

– Хаширама Сенджу просил нас прийти, – изрекает капитан почти дружелюбно – в его глазах мелькает интерес – и кланяется. Его алые с проседью длинные волосы, перевязанные белой лентой, невольно притягивают взгляд, и Тобирама, почти ослеплённый невероятной догадкой, коротко сгибается в полупоклоне в ответ. – Я мельком слышал, что он подписывает договор о триумвирате между нашими кланами.
– Прошу прощения, что не узнал Вас, капитан, – сердечно говорит Тобирама.

Мощная чакра, тёмные косоде с вышитым на спине символом алой спирали и кроваво-красные волосы, плещущиеся на равнинных ветрах. Не узнать Узумаки сразу – какая глупость. Его оправдывает лишь измотанное, истощённое состояние – моральное и физическое – уже на протяжении нескольких дней.

Тобирама едва держится на ногах и жгуче мечтает о мягкой постели, но вынужден дожидаться Хашираму, чтобы донести тому рапорт.
Впрочем, тот вскоре не заставляет ждать.

Один за другим выходят из Резиденции старейшины, выплывает Даймё в окружении своих подданных, и один из потока, глава клана Узумаки, внезапно останавливается рядом с Мадарой.

– По договору клан Узумаки, давние союзники Сенджу, больше не тронут Учиха и забудут о кровавой межклановой войне во имя мести, – хриплым, низким голосом сообщает он и на прощание подаёт руку Мадаре – но тот лишь ошарашено смотрит на Хашираму, выходящего следом.

Хаширама устало улыбается, кивает коротко, и Мадара, по-прежнему с некой опаской, вкладывает свою ладонь в руку старейшины и крепко отвечает на рукопожатие.

Триумвират?
Об этом Тобирама слышал далеко не впервые, но сомневался в возможности оного. Почему? Ответ необычайно прост.

Узумаки ненавидят Учиха, Учиха ненавидят Узумаки и Сенджу, Сенджу держатся обособленно, и только Хаширама мирно сосуществует с обоими — так уж издавна повелось. Однако межстрановая поддержка со стороны Водоворота в суровые годы окажет неоценимую помощь в военных ресурсах и всяческую помощь на выборах в мирное время.


– Но как ты уговорил Узумаки вступить с Учиха с дружественный союз? – удивляется Тобирама. Брату не присуща излишняя дипломатичность и вкрадчивая осторожность – значит, в самом договоре крылось какое-то иное условие, специально сокрытое от любопытных глаз.
– Каждый из нас приносит что-то в жертву ради будущего мира, – мягко замечает Хаширама, близким, полным интимности жестом приобнимая Мадару за плечо. Тобирама лишь неприязненно кривит губы, но не выдаёт ни единого колкого замечания. Как и Мадара, он ждёт ответа.

Учиха смотрит настороженно – по лицу его пробегает короткая судорога – и внезапно выворачивается из объятий.

– Только не говори мне, что ты…
– Прости, Мадара, – качает Хаширама головой и смотрит непривычно серьёзно. Тобирама словно только сейчас замечает, как осунулся брат. – Чтобы действие триумвирата вступило в силу, через шесть лун я вступаю в брак с Узумаки Мито, старшей дочерью старейшины.

***

Время идёт своим чередом, сменяются месяца, и когда до свадьбы остаются считанные дни, Хаширама всё чаще и чаще запирается с Мадарой в своём кабинете. Никто не видит в этом двойных умыслов – никто, кроме самого Тобирамы, который знает, что совещание двух отцов-основателей давно уже не более чем искусная формальная ложь. Однако он не противится, не высказывает рвущееся из груди недовольство и позволяет старшему брату на неделю потерять голову и надышаться вольного воздуха вдоволь перед свадьбой.

В ответ Хаширама, смущённо улыбающийся припухшими алыми губами, растрёпанный и тщетно скрывающий тёмные пятна на шее и груди, сердечно просил его приглядывать за Мито.
Тобирама приглядывал – украдкой наблюдая из-за угла, контролируя каждый жест, каждое движение и внимательно отслеживая каждую просьбу. За долгие четыре месяца, что он был в селении, они едва ли перемолвились парой формальных фраз, однако Тобирама, по крупицам собиравший информацию, изучавший мельком привычки, знал о ней многое – даже больше, чем желал этого сам.


Узумаки Мито пропадает почти всё своё время в саду, туфлями приминает сочную густую зелень травы и собирает влажной, душистой охапкой весенние первоцветы в подол кимоно, устраивается под раскидистыми ветвями вишни, откуда хорошо просматривалась северная часть дома и кабинет Хаширамы, выходящий на небольшую веранду, в особенности.

«Ты – моя навязчивая идея», – с неясной тоской думает Тобирама и выходит из-за дерева.

На его памяти это первый их разговор, в который он вступает сам, пусть и без видимой охоты.

Она привычно желает ему доброго вечера и передвигается на покрывале, – чуть неловко и осторожно – позволяя Тобираме присесть рядом. Он опускается перед ней на колени и внезапно ясно понимает, отчего старейшины клана так торопились со свадьбой. Он зло обзывает себя глупым, глупым слепцом, теперь понимая, насколько давно был заключён договор. Живот Мито, округлый, уже не скрываемый даже в свободных одеждах, был довольно заметен и тяжел, вероятно, причиняя ей неудобства, – она сидела, неловко подогнув под себя ноги и спиной опираясь о вишнёвое дерево, усыпанное набухшими тугими бледно-розовыми бутонами. Тока как-то упоминала о том, что свадьбу проведут на Ханами, и это будет красиво и почти символично.

Тобираму замутило – он поспешно отворачивается, не выдавая своих эмоций. Ему неожиданно претило видеть Узумаки Мито, вольную гордую птицу в золочёной клетке, такой – спокойной, умиротворённой, почти видимо счастливой.

Обременённой навязанным замужество. Беременной нежеланным семенем клана Сенджу.

Тем не менее, будущее материнство было ей к лицу – Мито похорошела, расцвела и будто исходила мягким светом, что понимает лишь другая женщина, познавшая радость быть на сносях.


Тобирама, родившийся в эпоху сильных ветров, точно материнским молоком взращённый родимой кровью с родимых земель, как ничто другое знал цену человеческой жизни: столь великую – и ничтожную одновременно.
Дитя, которое появится на свет, окончательно скрепит союзный договор Сенджу и Узумаки – и в то же время сильно отдалит от них Учиха. И только посвящённые и проницательные, такие, как сам Тобирама или покойный уже Учиха Изуна, могли видеть и знать истинную суть подобной ненависти – и имя ей было Любовь.

Тобирама бросает короткий внимательный взгляд на кабинет Хаширамы – судя по неясным тёмно-серым силуэтам, брат и Мадара сидели рядом над свитками, соприкасаясь коленями и плечами.


– Ты любишь Хашираму? – неожиданно срывается у Тобирамы с языка, и он проклинает свои давние мысли, вертевшиеся в голове.
– Да, – говорит она, немало удивлённая его вопросом, и уверенный взгляд её глаз не позволяет усомниться в том, что Мито говорит правду. И от этого странное когтистое чувство ещё сильнее сжимает сердце, не позволяя даже вдохнуть.


На лоскутном сине-алом небе, скрытым розоватым маревом и вышитом золотой нитью тонких облаков, зажигается первая россыпь бледных звёзд. Силуэты за створками сёдзи приобретают поразительную тёмную сочность, напоминая театр теней. Мито неотрывно смотрит на них, и Тобирама почти молится Богам, чтобы эти двое не натворили глупостей, не совершили той роковой ошибки, за которую придётся расплачиваться всю свою жизнь.

К несчастью, Боги не слышат его, и Мадара – о, несомненно эти тёмные растрёпанные волосы принадлежали Мадаре – опрокидывает несопротивляющегося Хашираму на татами.

Тобирама клянёт своего старшего Учиха последними словами – с такого расстояния любое малейшее движение было заметно напряжённому глазу. Мито с непроницаемым лицом следит, как оба торопливо и небрежно избавляются от одежды, прижимаются тесно, целуются и мнут друг друга в крепких объятиях.

Тобирама досадливо и неловко отводит взгляд, долго собирается с мыслями и, наконец, сдавленно произносит:

– Он давно обманывает тебя, Мито. Хаширама не умеет говорить слов, оседающих на губах горечью, и потому скрывается за свитками, пропадая дённо и нощно в библиотеке. Той любовью, о которой ты думаешь, мой брат любит лишь Учиха Мадару и вряд ли будет способен полюбить кого-либо ещё.
– Но и Учиха Мадара любит Хашираму в ответ, – замечает Мито удивительно проницательно. – Искренняя любовь всегда прекрасна – кому бы она ни принадлежала.

Её слова пресны и правильны, взгляд спокоен и мудр, однако тонкие девичьи пальцы на мгновение крепко сжимают шёлк кимоно на коленях.


Хаширама движется рвано, вздрагивает всем телом. Длинные волосы каскадом рассыпаются по его плечам – Хаширама лишь досадливо смахивает их ладонью с лица и склоняется ещё ниже, когда Мадара шире разводит колени, сцепляя ноги у него за спиной.

– И ты с этим соглашаешься?
– За такой короткий срок старое разрушить легко, а вот новое создать почти невозможно… нельзя, – отвечает она, глядя в голубоватую прохладную даль. Тобирама чувствует её чакру – беспокойную, мятежную, скапливающуюся в кончиках подрагивающих пальцев. Он накрывает её ладонь своей – неосознанно, скорее подчиняясь неясным эмоциям, чем так некстати оставившему его рассудку.
– Ты в это веришь?
– Я очень стараюсь верить в это, – Мито тихо смеётся – лицо её пылает жарким румянцем. За тонкой рисовой бумагой на расстоянии пяти-шести шагов Учиха Мадара прогибается в спине и притягивает Хашираму в ненасытный поцелуй. – Говорят, что время лечит.


За неимением слов Тобирама поднимается с колен и скомкано прощается, краем уха слыша, как Мито желает ему покойной ночи.

Он понимает, что окончательно пропал, лишь когда признаётся себе в самом очевидном: Тобирама растворяется в своих мыслях о ней столь часто, что готов даже смириться с почти ненавистным ребёнком, формальным наследником Сенджу, которого она бережно и нежно носит под сердцем.
Но Тобирама даже себе не говорит о том, что теперь понимает ненавистного ему Учиха Мадару, так неловко ревнующего своего близкого друга и любовника к его беременной мудрой невесте.

***

Этот день с самого утра начинается с суматохи – Хаширама заметно нервничает, смеётся невпопад, без конца приглаживает свои длинные блестящие волосы, неловко оправляет клановое хаори.

Входит Тока – красивая, в традиционном простом кимоно с узором из осенних бледно-жёлтых листьев, – кладёт тонкую руку Хашираме на плечо, шепчет на ухо пару слов и неожиданно щурит глаза: приметила яркие свежие засосы, небрежно скрытые за завесой смоляных волос. Остро, вопросительно смотрит на Тобираму – он ограничивается неохотным кивком: врать Токе всё равно не имело никакого смысла.

– Поторопи невесту, – певуче говорит она и кладёт руки Хашираме на шею. Из-под её пальцев вспыхивают искры зеленоватой медицинской чакры, и следы вчерашней ночи медленно бледнеют, исчезают под её умелыми ладонями.


Тобирама неловко мнётся под дверью, прислушивается к шороху кимоно и скрипу деревянных досок пола.
«Сегодня – день свадьбы», – тщетно напоминает он себе, пытается взять себя в руки и решительным жестом распахивает створки сёдзи.

Мито приветственно склоняет голову, и Тобирама, настороженно прищурив глаза, кивает в ответ.

Сегодня она ещё прекраснее, чем когда-либо.
Её волосы – длинные, распущенные, забранные лишь у висков двумя кандзаси с подколотыми к ним цветами сакуры, свободно стекают кровавым водопадом по плечам свадебного ослепительно-белого кимоно, вышитого блестящей фиолетовой нитью. Кимоно свободно, и живота, поддерживаемого золотистым широким поясом, почти не видно – так и нужно.

Он желает сказать что-нибудь доброе и обнадёживающее, но с языка срывается лишь колкость.

– Смените одежду, – сухо говорит Тобирама, заполняя неловкую тревожную тишину, и в сердцах мысленно обзывает себя последним дураком. – В сочетании с Вашими волосами кимоно смотрится слишком вызывающе – вместе с красным белый цвет символизирует смерть.
– Боюсь, это невозможно, – мягко улыбается Мито. – В день своей свадьбы невесте полагается быть облачённой в белое.

Тобирама приближается до расстояния в шаг между ними, опускается перед ней на колени и замечает неожиданно яркий, болезненный румянец на обычно бледных щеках.
Она замирает и внезапно протягивает руки, невесомо касаясь лица Сенджу и беря его в свои ладони.

– Я только сейчас заметила: мы с Вами абсолютно разные, но всё же можно найти что-то общее. – Её тонкие пальцы обводят алые татуировки-штрихи на его лице.

Тобирама обмирает, а затем крепко берёт Мито за подбородок и притискивает к себе.

Поверх его белой простой рубахи, небрежно запахнутой на груди, темнела наброшенная на плечи красная традиционная юката, а светлые волосы, не сдерживаемые больше клановым обвязом, топорщились, кололись под её ладонью.
Красные глаза холодно и тревожно смотрели из-под белёсых длинных ресниц.

Алые пряди, выбившиеся из её причёски, больно хлестнули Тобираму по щеке.
Глаза у нее оказались вовсе не тёмными – серыми, почти прозрачными. Как снег в лесу, нетронутый зверем, и холодным пушистым ковром лежащий по утрам. Как весенний ручей в горах, вскрывающийся ото льда. Как молочный густой туман над рекой.
Или как его серебристые волосы.

В Мито было слишком много алого. В нём же, напротив, преобладал белый.

Они сидят непозволительно близко друг к другу – почти соприкасаясь губами и упрямо не отводя взгляд от чужих глаз. Их дыхание смешивается, и только тогда Тобирама приходит в себя – отшатывается и, резко отстраняя Мито от себя, спешно покидает комнату, кляня себя за трусость.

– Тебе пора, – бросает он, – если не хочешь опоздать на свою свадьбу.


…К этой правде он был ещё не готов.

***

За столом слишком шумно, слишком тесно, слишком радостно – саке льётся рекой, звенят друг о друга края пиал, Тока склоняется к его уху, шепчет какую-то непристойность, и Тобирама позволяет себе развязно приобнять её за тонкую талию, прижать к своей груди.

Мадара, пришедший лишь под самый конец церемонии, рядом с Хаширамой садится в сейдза и едва заметно кривит от глухой боли побледневшие губы – и мгновение спустя Хаширама посылает ему участливый тревожный взгляд. Тобирама замечает, как они с Мадарой на мгновение переплетают пальцы под столом, и обречённо вздыхает, поворачиваясь к невесте. Лицо Мито почти непроницаемо, когда она пригубляет из церемониальной чаши, и это «почти» на мгновение жгущей болью отражается в её полуприкрытых светло-серых глазах. И боль столь интимна и столь прозрачна, что Тобирама неловко отводит взгляд – ему едва ли не стыдно за то, что он познал её мимолётную слабость.


Сегодня Тобираме впервые приходит в голову мысль о зарождении полиции Учиха и обособлении их в отдельный квартал Конохагакурэ.

Он ещё не знает, что на завтрашний день Мадара, смутно улыбающийся, пьющий прозрачное рисовое вино из глиняной пиалы и позволяющий Хашираме неустанно тормошить себя за плечо, навсегда покинет деревню, – а через несколько лун, в одну из душных летних ночей призовёт на Коноху девятихвостого демона Кураму.
…И растворится наутро после битвы в прозрачном, словно кисея, тумане над водопадом у границ страны Огня, оставив позади себя сожженные мосты своего отступления и вечную горечь где-то в глубине некогда тёплых, лучистых карих глаз Первого Хокаге Хаширамы.

@темы: Учиха, Тобирама, Хаширама/Мадара, Сенджу

---

[I am ready!]

О не закрытых дверях

Фэндом:Наруто
Персонажи:Хаширама/Мадара
Рейтинг:NC-17
Жанры:Слэш (яой), PWP
Предупреждения:ООС
Размер:Мини, 7 страниц
Статус:Закончен
Описание:Небольшая зарисовка о том, чем грозит излишняя беспечность.

Некоторые привычки и черты характера Хаширамы раздражали Мадару. Его излишняя беспечность, недопустимая, просто таки преступная доверчивость, чрезмерный азарт. Мадара часто выговаривал его за это как маленького ребёнка, а Сенджу исподлобья глядел на Учиху как нашкодивший мальчишка, выслушивающий нравоучения от матери.


Рассветное солнце проникает в полупустую комнату, и их резко очерченные, сплетённые тени кажутся нарисованными чёрной тушью на стене чьей-то умелой рукой.

Косые жёлтые лучи мягко ложатся на его тёмно-каштановые волосы, спадающие с плеч. Пальцы Мадары больно давят, впиваются в плоть, царапают ногтями кожу. Он откидывает назад голову, кусая губы, и инстинктивно хочет свести колени, но Хаширама не даёт ему это сделать, заставляя держать ноги широко раздвинутыми. Глаза Учихи прикрыты, ресницы чуть подрагивают. С его губ срывается жаркое, поверхностное дыхание и едва слышное повторяющееся «Хаширама».

- Ох, скорей бы уже вернуться обратно в Коноху, - устало бормочет Сенджу, лёжа на животе и подпирая рукой подбородок.- Эти переговоры меня утомляют.

-Неужели? - Мадара изгибает губы в ехидной улыбке, - Великий Бог шиноби, не знающий усталости и страха в битве пасует перед даймё и его свитой?

-Очень смешно, - с кислой миной отвечает тот, подтягивая к себе пузатую бутыль саке, - Если бы тебе каждый раз дайме рассказывал о том, какая у него чудесная старшая дочь и какая бы из вас получилась чудесная пара...

- Мне он рассказывает о прелестях младшей. Не зевай, Хаширама, твой ход.

- Да, да, - вяло отзывается Сенджу.


Хаширама удивлял Мадару. Полная противоположность своему брату, настолько на него непохожий, насколько это вообще возможно. Жёсткий и холодный как сталь, всегда серьёзный и готовый к битве, Тобирама напоминал ему огромного волка с жутковатыми ярко-алыми глазами. Хаширама был совсем другой. Во всём. Яркий, живой и подвижный как ртуть, он был обжигающе горячим и жарким как летнее солнце.


Мадара коротко стонет в первый раз. Он прогибается в спине, подаваясь бёдрами навстречу Хашираме. Учиха облизывает пересохшие губы и зарывается пальцами в жёсткие волосы Сенджу. Он сжимает их, пожалуй, даже слишком сильно, когда чуть давит ему на голову. Хаширама поднимает лицо. В его глазах читается вопрос, ответ на который Мадара сейчас дать не способен. Он понимает это молчание по-своему, хитро улыбается и вновь склоняется вниз. Учиха судорожно втягивает воздух, из горла вырывается сдавленное «Ах», когда первый палец Хаширамы медленно и мягко входит в него.


Он, нахмурив брови, смотрит на свои фигурки, расставленные на доске для сёги, но ничего путного в голову видимо так и не пришло, и, пробормотав, «А, к черту» Хаширама двигает первую попавшуюся.

Мадара удивленно глядит на него, вскинув брови:

-Глупый ход, ты же и сам видишь.

-Всё равно ты победил бы,- отвечает Хаширама, переворачиваясь на живот.

Мадара фыркает, укоризненно глядя на него и сгребает рукой фигурки с доски:

-Тебе бы нравилось играть с тем, кто заранее смиряется с поражением? Весь смысл игры сразу…

-Как думаешь, - Сенджу широко улыбается, - тут достаточно толстые стены?

-Что? Почему это тебя... Ох, черт, Хаширама, нет.

-Почему нет? Это гораздо лучше сёги.

Он приподнимается на вытянутых руках и их лица оказываются на одном уровне. Тёплые губы Хаширамы едва ощутимо касаются кожи, спускаются по щеке. Подушечка его пальца скользит по скуле вниз к подбородку. Мадара упирается руками ему в грудь:

-Мы не можем здесь…

Тот лишь ухмыляется и Мадара понимает, насколько неубедительно звучит его голос и как слабы его руки, пытающиеся оттолкнуть Сенджу.


В первый раз поцелуй был жарким и глубоким, опалившим губы, словно прикосновение солнца.

Мадара говорит тихо, почти шёпотом:

-Кто-то может…

-Пускай,- руки Хаширамы быстро расправляются с поясом юкаты Учихи,- Меня это не волнует.

Мадара смеётся. В этом весь он. Нетерпеливый и любящий риск Хаширама.

-Да, точно…


Мадару многое раздражает в его поведении. Так, по крайней мере, он говорит. Хаширама, этакая детская непосредственность, часто не задумывающаяся о последствиях своих поступков. Но, пожалуй, это и было одним из тех качеств, которые так нравились Мадаре. Хотя себе он в этом ни за что не признается, но этот азарт Хаширамы просто невероятно заводит его. И Сенджу прекрасно знал это.


По всему телу разливается жар, словно сама кровь закипает в жилах. Ладони Мадары мокрые от пота, хотя в помещении довольно прохладно. Каждое движение губ и языка Хаширамы отдаётся приятной дрожью, распространяющейся до самых кончиков пальцев, словно электрический разряд.
Мадара глухо стонет, когда тот вводит второй палец.

-Хаширама, я уже…

Он краем сознания осознает, что слишком сильно стягивает волосы Сенджу, причиняя боль, но ему слишком хорошо, чтобы сейчас думать об этом.
Мадара кончает, крепко стискивая коленями бока Хаширамы и закусывая губы.


Его грудь часто поднимается и опадает, лицо, освещённое лучами солнца, блестит от пота. Хаширама неспешно выпрямляется, садясь перед Учихой на колени. Белёсые капли ярко выделяются на его смуглой коже. Мадара чувствует, как кровь приливает к щекам, когда Хаширама демонстративно облизывает губы, подхватывая пальцами медленно стекающие на подбородок капли его семени.

-Хватит. Прекрати это, черт возьми!

-Почему?

-Потому что. Это… смущает.

-А? - Хаширама удивлённо вскидывает брови, смотря на Мадару, - То есть тебя не смущает то, что мы занимаемся…

-Захлопнись! - Мадара хочет ударить его, но Хаширама быстро перехватывает ногу, крепко сжимая лодыжку.

Приглушенные голоса раздаются за дверью. Глаза Учихи расширяются от ужаса. Даймё? Или его слуги? Даже представить страшно, что будет, если кто-то застукает их сейчас в таком недвусмысленном положении.

- Пусти.

Он дёргает ногой, но Хаширама держит словно клещами. И улыбается. И, черт возьми, как он улыбается. Мадара быстро облизывает губы.

-Хаширама.

-М?

-Отпусти.

Мадара, в общем-то, уже знает ответ. Он видит его в глазах Хаширамы, когда тот неспешно развязывает пояс своей юкаты. Его пальцы касаются внутренней стороны бёдер и Мадара содрогается от этого ощущения.

- Нет.

Пальцы скользят по коже, изредка задевают её ногтями. В это же время раздаётся робкий стук в створ фусума. «Прошу прощения, Мадара-сан. Вас уже ожидает наш господин».

Учиха шипит как разозлённый гусь:

- Нас застукают. Как тогда.

Хаширама усмехается, проталкивая колено меж его ног.

- Тогда постарайся не шуметь как тогда.

- Ты совсем сдурел или…

Мадара уже не успевает договорить. Из горла вырывается не то стон, не то всхлип, когда Хаширама входит в него и Учиха спешно закрывает рот ладонями. Снова доносится стук, уже гораздо громче и настойчивей. Мадара крепче прижимает ладони к губам, зажмуриваясь. Хаширама шире разводит его ноги, и одной рукой надавливает на живот.

- Если они сюда войдут, то…

- Ладно, ладно. Понял.

По пальцам Хаширамы стремительно побежала чакра и почти в тот же самый момент перед фусума возникла сплошная непроницаемая стена до самого потолка.

Сенджу взглянул на Мадару, усмехаясь:

- Это тебя устроит?

- Вполне.

За дверью уже слышатся новые голоса, но им, похоже, абсолютно все равно кто там, лишь в мозгу всплывает картина их прошлого раза, когда все кончилось, мягко говоря, не совсем хорошо. Но в этот раз им уж точно никто не помешает.


- Что, прямо здесь?- Мадара быстро стягивает свою одежду и не глядя бросает её на пол.

- Именно.

Хаширама толкает его на стол, одной рукой сметая вниз бумаги, свитки и донесения. Они медленно парят в воздухе, плавно опускаясь на пол. Учиха упирается руками ему в грудь.

- Что не так?

-Ты запер дверь?

Хаширама что-то неопределённо мычит в ответ и глубоко целует Мадару. «Ах, к черту. Не может же, в конце концов, он быть настолько легкомысленным, чтобы оставить дверь открытой».


Сенджу чуть крепче, чем нужно сжимает его запястья, сведённые над головой, а его поцелуй слишком нетреплив. По отношению к Хашираме вообще часто можно использовать слово «слишком».


Мадара хватает ртом воздух, выравнивая сбившееся дыхание, а Хаширама забрасывает его ноги себе на плечи, одной рукой сильно стискивая его ладони. Учиха вздрагивает, когда чувствует как что-то жёсткое и шершавое быстро обвивает его кисти. Что-то... Он выгибает шею, чтобы взглянуть. Мокутон.

-Хаширама! - Мадара буквально рявкает на него, - Ты совсем обалдел?! Прекрати немедленно!

Учиха отчаянно дёргается, словно рыба в сети, но путы только сильнее сдавливают свои кольца. Он сжимает и разжимает пальцы, гневно буравя чёрными глазами Сенджу. Мадара чувствует, как течёт вокруг его рук чакра. Странное, необычное ощущение. Даже…приятное. Путы Хаширамы точно живые, тёплые, чакра в них как будто пульсирует, а от соприкосновения с ней на коже возникает лёгкое покалывание, волнами расходящееся по всему телу.

- Так я не смогу к тебе прикоснуться, - уже спокойно говорит Мадара. В его голосе слышатся укоризненные нотки.

-А разве не достаточно того, - Хаширама кладёт руку ему на грудь, - что ты будешь чувствовать меня внутри себя?

Учиха кривит губы, едва сдерживая смех. Хашираме всегда каким-то образом удаётся вызвать у него улыбку, смешанную со смущением и желанием залепить затрещину. Просто удивительный талант.

-Пожалуй, этого хватит.

-Тогда я…

Мадара весь словно сжался от этого ощущения, когда чужая горячая плоть мучительно медленно вторгалась внутрь. Дальше, дальше, до самого конца. Он судорожно вздохнул, смыкая веки, позволяя этому болезненно-приятному чувству заполнить его полностью.

- Больно?

Казалось, что каждый мускул в его теле был напряжён. Хаширама не двигался несколько секунд, давая возможность привыкнуть, водя пальцами по его щеке. Мадара чувствовал, как путы, связывающие его руки, сжались чуть крепче, как новые заскользили по груди, животу, мягко обвили бедра до самых колен, а другие путались в буре чёрных волос, разметавшихся по столу, закручиваясь в кольца.

-Н-не задавай подобных вопросов, - он несильно ударил Хашираму пяткой по спине.

Тот улыбнулся и склонился к его лицу.

Сначала поцелуй был нежным, постепенно становясь глубже. Зубы Мадары задели язык Сенджу, прикусили его – достаточно сильно, чтобы причинить боль. Хаширама усмехнулся, не разрывая поцелуй и начал двигаться.


-Ты слишком... Аах! – Мадара громко вскрикивает, сжимая пальцы в кулаки.

От очередного резкого движения он дрожит, выгибая спину дугой. Собственный голос ошеломил его. Он казался одновременно привычным и каким-то чуждым, даже пугающими. Он быстро облизывает пересохшие губы и бросает короткий взгляд куда-то поверх спины Хаширамы. В раскрытом окне видно серое небо, затянутое стального цвета облаками, быстро плывущими на север. Сильный запах озона с улицы смешивается с солёным привкусом пота на губах.

Они уже оба на пределе. И оба чувствуют это. Каждое последующее движение становится все более резким, грубым, теряется их обычный ритм. Учиха стонет в полный голос, не сдерживая себя.

-Ах, Мадара, я…уже…

Хаширама склоняется вниз, шире разводя его колени, прижимая их к самой груди. Учиха чувствует горячее дыхание Сенджу на своей шее. Тот вновь и вновь произносит его имя. С его же именем на губах он кончает, вырывая из горла Мадары новый громкий стон.


Учиха тяжело дышит, рвано хватает воздух, словно задыхается. Его глаза прикрыты, он чувствует, как дрожат ресницы и веки. В тишине комнаты слышно лишь их громкое хриплое дыхание. Мадара чуть морщится от слабого движения - Хаширама все ещё внутри него и ощущение... Это немного странно.

-Эй, - он слабо шевелит пальцами, - ты не забыл? И… вытащи уже наконец,- еле выдавил из себя Учиха. В горле было невыносимо сухо.

Хаширама рассеяно кивает и медленно выскальзывает из него. Мадару немного раздражает звук, с которым это происходит. Как странно, что он всегда обращает такое внимание на мелочи-слова, жесты, звуки. Хаширама смотрел на это со снисходительно-непонимающей улыбкой. Мадара в ответ называл его дураком.

-Хаширама. Мои руки, - он выразительно приподнимает бровь.

Широкая улыбка озарила лицо Сенджу. Вернее даже ухмылка:

-А знаешь, я тут подумал, что тебе такой вид очень даже идёт…

Взгляд Мадары моментально потемнел. Он опасно прищурился и нарочито спокойно произнёс:

- Немедленно.

- Что, даже не дашь мне напоследок насладиться таким зрелищем?

- Если ты сейчас же не освободишь меня, то клянусь, я убью тебя!

- Ой, да ладно тебе, я же просто…

- Что за...?

Они оба замерли. Хаширама медленно поднял голову, а Мадара выгнул шею. За своими криками они не заметили, как на пороге появился молодой паренёк, который сейчас ошарашенно смотрел на главу своего клана, склонившегося над Учихой Мадарой в весьма недвусмысленной позе.
Дополнительную пикантность моменту придавало то, что Учиха был голый, а ноги его лежали на плечах Сенджу Хаширамы.

Мадара что-то злобно прошипел, сильнее выгибаясь. Черные запятые шарингана отражались в его глазах, которые буквально притягивали к себе.

Последнее, что парень вспомнил, стоя на улице и растеряно озираясь по сторонам, это то, как он утром вставал с кровати.

-Хаширама… Ты…Ты чёртов идиот! Каким местом ты думал, когда оставлял дверь открытой?! Как можно быть таким… Таким...!

Мадара ещё долго задыхался от возмущения, пока кричал на Хашираму.

@темы: фанфик, Хаширама/Мадара

---

[Диспойна]

Uchiha Madara took eye by TheIdeaFix on deviantART

@темы: Учиха, Мадара

---

[I am ready!]

Немного рейтинга

@темы: Мадара/Хаширама, Хаширама/Мадара

---

Автор: Kildeki (+shakuru)

[Диспойна]

@темы: Мадара, фанарт, Хаширама/Мадара, Хаширама

---

[Диспойна]

Название: Дорога к миру
Автор:  Эль-фирЭ
Фэндом: Naruto
Пэйринг: Хаширама/Мадара
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Романтика, Даркфик, Hurt/comfort, AU
Предупреждения: Смена пола (gender switch)
Размер: Мини, 5 страниц
Статус: закончен
Аннотация: Истерзанные нескончаемыми битвами люди готовы поверить даже в тень надежды на перемены.
Написано по заявке


Это величайшая из иллюзий.
Последнее, что он помнит, это кровавые слезы Мадары вперемешку с обычными, солеными, стекающие по щеке и яростное: «У меня кое-что есть для тебя. Наслаждайся, ублюдок».
Они наконец-то встретились после того, как Учихи спешно отступали под натиском лесного клана, а сама лидер, мертвой хваткой вцепившись в раненного брата, тащила его на себе. Хашираме навсегда врежется в память ее застывшее лицо, когда полумертвый Изуна, точно подкошенный, падает перед ней на колени и сдавленное: «Сестра…»
Проходит месяц, а об огненном клане ни слуху, ни духу. Гробовая тишина – это все, о чем докладывает разведка. Тобирама усмехается и говорит, что наконец-то у Учих развивается инстинкт самосохранения, а у его брата тяжело на сердце - все это как затишье перед бурей. Огненной бурей, уточнит всякий, кто не понаслышке знает Мадару. Но дни утекают подобно песку сквозь пальцы, и это ожидание становится буквально невыносимым. До этого дня всего дважды Хаширама зажигал связки благовоний перед старым клановым алтарем. И каждый раз это была просьба к духам об исцелении раненного младшего брата, когда даже медицинские техники помогали с трудом. Этим холодным летним вечером он просит духов о жизни для чужого брата.
За дверью святилища подпирает стенку Тобирама. Он пару мгновений пристально смотрит на старшего брата, а затем привычно складывает руки на груди, и неуютное молчание разливается между ними будто темное зимнее озеро. Младший первым отводит взгляд и Хаширама внезапно понимает, что первый раз в своей жизни видит в его темно-красных глазах сожаление.
- Он сам на кунай напоролся, - блондин произносит это нарочно медленно, словно убеждая сам себя, словно оправдываясь перед братом. Словно уже признавая, что он толкнул камешек, который вызовет обвал.
Тобирама из тех людей, которые никогда не скажут вслух о своих ошибках. Сенджу-старший ободряюще сжимает его плечо, он и не собирается искать виновных: над которыми вещами шиноби не властны, и судьба – одна из них. На месте брата Мадары мог оказаться и он сам, и Тоби, и кто-либо другой.
Тобирама из тех людей, которые никогда не поймут, как можно быть друзьями и злейшими врагами одновременно. В хитросплетении уз, связывающих Учиха Мадару и Сенджу Хашираму, сам тенгу переломает обе ноги, но в нерушимость этой связи верят все поголовно. Пытаться разорвать ее - равно что поменять местами Солнце и Луну, какой безумец пойдет на такое?
Тобирама тот единственный человек, который не простит себе разрушенной дружбы-ненависти между этими двумя. Ведь если Учиха Изуна умрет, кто поручится, что Луна не рухнет на землю, лишь бы из мести затащить и Солнце, и весь мир в вечную ночь.


Но по его жилам бежит кровь Сенджу.
В первый раз наблюдать за этим особенно тяжело: прорывается из глубин памяти застарелая боль, заполошной птахой бьется сердце, а от накативших воспоминаний разом тяжелеет груз ответственности на плечах. Кавараму только что вытащили из реки и теперь воздают почести, как взрослому шиноби, павшему в битве за клан. Под скорбное молчание узкий деревянный гроб рывками опускается в глубокую стылую яму.
И даже в десятый раз видеть истыканного кунаями, падающего к ногам своих убийц Итаму – выше его сил. Хаширама желает хотя бы закрыть глаза, но луна цвета крови в небесах отпечатывает эту картинку на обратной стороне его век. Не спрячешься – мир вокруг словно подергивается дымкой, и вот за спиной снова шумит река, а над головой скрипят под порывистым ветром ветви старых деревьев. Двое шиноби в сто первый раз небрежно спихивают труп Каварамы в воду.
Жухлая черная трава этого мира приминается под тяжелыми шагами мертвецов. Отец в своем почти разрубленном напополам семейном доспехе – его жесткое волевое лицо кривит презрительная усмешка. «Что, теперь ты - лидер клана? И почему Страна Огня еще не у твоих ног, глупый мальчишка?» Мать с рваной синеватой полосой на шее, от задушившей ее гарроты, бледная и стройная, на полшага позади него. Грива белых вздыбленных, как у волчицы, волос обрамляет спокойное лицо с кроваво-алыми глазами и спускается до самой талии. Видеть в ее взгляде снисходительную жалость – она всегда возлагала большие надежды именно на Тобираму – все равно, что получить хлесткую пощечину.
- Это подло, Мадара… - Хаширама сжимает руки в кулаки, но вырваться из иллюзии не пытался. Он не собирается уходить отсюда, не поговорив с ней. Он не может оставить ее в этой темноте одну.
Огромная луна среди багряных облаков заливает этот мир всеми оттенками свежей крови.


Это величайшая из иллюзий.
Сенджу-старший покидает убежище клана в тот же вечер: цепляет на пояс сумку с боевой леской и кунаями; выращивает древесного двойника, что намного долговечней обычного клона, и прячет в самый глубокий карман тот самый камушек со спешно нацарапанным: «Беги. Это ловушка!» Вряд ли он сумеет близко подобраться к ней - владелице своей семьи в центре принадлежащих ей земель, к самому ценному сокровищу Учиха. К той, за кем шиноби идут даже в ад, и к той с чьим именем на губах они умирают. Стоит проверить все любимые места Мадары, где она, чтобы хоть пару минут посидеть в тишине, привыкла прятаться от вечно разыскивающих ее Старейшин или своих собственных чересчур бдительных шиноби. Но интуиция подсказывает, что, скорее всего, она у постели своего брата. Или у его могилы.
Ночь в пути, монотонные прыжки по нижним, толстым ветвям деревьев сквозь накрапывающий дождь, остается в памяти Хаширамы одним смазанным пятном. Отчего-то он мысленно возвращался вновь и вновь в осенний вечер того года, когда они повстречались после долгой разлуки – после смерти родителей, после борьбы за власть, после пяти лет полного неведения друг о друге.
Прошлый год был щедрым на теплую осень, радостные события и урожай особенно любимых Мадарой груш. Да, позади Учихи замер в ожидании битвы охочий до крови клан, а его собственный недоуменно топчется на месте, ожидая команды к атаке, но наконец, столкнувшись к ней лицом к лицу, Сенджу искренне рад.
У нее чернильно-черные глаза – в сумеречном взгляде легкая насмешка пополам с надменностью. И как-то неуловимо изменяется лицо, пусть и всего на пару секунд, смягчается, словно от неожиданного подарка… на врагов так не смотрят – узнала. А еще у нее угольно-черные волосы: неровно обрезанная (кунаем?) челка, небольшой ершик на макушке и длинные темные пряди змеями по алому доспеху. Стальные платины надежно защищают стройное тело куноичи, и обнимает талию широкий пояс с катаной в расписных ножнах – похоже, напрасно Хаширама за нее волновался.
Через десяток шагов пересекает равнину с севера на юго-запад неофициальная граница владений ее клана, и дороги для тех, в ком нет крови Учих, наглухо закрыты. Но за правым плечом Сенджу садится усталое солнце, за левым стоит недовольный заминкой брат, а позади разрушенное убежище, откуда он увел свой клан. Для Сенджу есть только одна дорога – вперед.
Советники обоих лидеров осторожно толкают приветственные речи. Куноичи складывает руки на груди и, слегка наклонив голову к плечу, вроде бы слушает, о чем говорит ей советник лидера Сенджу. Но когда официальный обмен взглядами и словами подходит к концу, лидер Учиха изгибает губы в предвкушающей улыбке. Эта безумная женщина не упустит случая проверить силы друг друга. В глазах Мадары вспыхивают багровые угли шарингана, и она тянется к оплетенной кожей рукояти боевого веера за правым плечом.
Хаширама, широко улыбнувшись, чувствует, каким теплом в груди отзывается осознание - она не изменилась. Что же до боя… в конце концов, Сенджу нужно показать ей, сколько крутых новых техник он изобрел!
Скрытая шумной занавесью водопада пещера не пустует – это лидер клана понимает сразу. Запутанные ходы личного многоуровневого схрона Учихи Мадары могут доставить немало неприятных часов любому шиноби, посмевшему зайти сюда. Но не Хашираме, знающему до центральной комнаты самый короткий путь. На шорох шагов она, неподвижно лежавшая на футоне в углу полутемной комнаты, медленно оборачивается через плечо и проводит по волосам рукой, машинально приглаживая черную копну.
- Дара, - так, как он называл ее только в детстве, мягко произносит Сенджу. Он прекрасно знает, насколько она дорожила Изуной, тут что ни скажи – все мало будет. Шиноби делает осторожный шаг вперед, а в следующую секунду отлетает к стене от сильного толчка, за горло прижатый разъяренной Учихой к холодному камню.
- За брата пришел просить, да? Не стоило, - зло шипит Мадара, не дав ему и слова сказать. На черной радужке глаз неторопливо проступает контрастный узор из слитых воедино трех черных томоэ. – А хотя знаешь, у меня есть кое-что для тебя…
Хаширама медленно проваливается в бездонную пропасть мира Бога Луны.



Но по его жилам бежит кровь Сенджу.
Вряд ли кто-то может ударить больнее, чем друг, которому известны твои слабые места. Они все идут и идут – один шиноби подволакивает за собой простреленную ногу, из-за которой его бросили подыхать на поле боя. Другой, худой почти до прозрачности мальчишка, из тех, кто умирал от голода, когда клану выпал скудный на заказы год. Третья – из числа первых пациентов, что скончалась у него на руках, и всего невеликого, в то время, мастерства Хаширамы не хватило спасти ни её, ни ребенка. Они все идут и идут – все те, кого он не смог уберечь...
Круг обступивших его мертвых, отодвинув в сторону убитого Хьюгами, вот уже как двадцать лет, деда Хаширамы, замыкает Изуна. Он выглядит иначе, чем остальные – ни смертельных ран, ни черной ненависти во взгляде, ни оружия в руках, даже шаринган и тот прячется где-то в глубине антрацитовых глаз.
- Мы решили, что назовем эту технику Цукиеми, мир Бога Луны, - негромко произносит он и сразу же поясняет, - это совершенно особая иллюзия, из которой невозможно вырваться пока не истекут все семьдесят два отмеренных на пытки часа. - Изуна смолкает, словно собираясь с мыслями, и легко улыбается, приподняв вверх краешки губ. – Как думаешь, сколько ты уже находишься здесь?
Сенджу на пару мгновений хмурится, быстро оглядываясь по сторонам, но мертвецы стоят неподвижно, будто прислушиваясь к разговору. Ведь и ребенку понятно, что все вокруг иллюзорно, даже говорящий с ним Изуна, - так в какую игру втягивает его Мадара?
- Часов пятнадцать, наверно, - Хаширама прикидывает цифры в уме, но каждый раз сумма получается разная, однако по надежным внутренним часам, что есть у каждого шиноби, прошло не менее половины дня.
Его слова вызывают на бледном лице Учихи печальную улыбку:
- Семь минут.
Порыв сухого безжизненного ветра дергает Сенджу за одежду, бросает в лицо горсть падающих листьев, развеивает черным пеплом и мертвых родичей, и Изуну, и даже окруженную деревьями поляну. Когда вихрь утихает, первое, что видит Хаширама – плоская макушка знакомой скалы, где они с Мадарой пропадали часами, второе… это она сама. Присев на самый край, куноичи любуется видом, вот только вместо бескрайнего леса, на котором они тренировались в зоркости, у ног ее расстилается деревня.
Пожелай - он сможет разглядеть мельчайшую деталь в кипящем жизнью поселении, простирающемся едва ли не до горизонта. Совсем рядом, у подножия скалы, тысячей людских голосов и криков животных шумит оживленный рынок; чуть дальше, в кружеве узких улочек, играет в прятки стайка подрастающих шиноби; а сотней шагов ближе к центру над прочими зданиями высится ярко-зеленой крышей школа.
- Сенджу, - запрокидывает голову куноичи, и впивается взглядом в ошеломленное лицо шиноби. – В этих глазах целый мир… мой мир!
В ее голосе то ли почти детский восторг, то ли волнами накатывающее безумие, и от этого Хашираме становится по-настоящему страшно. Задумывался ли он хоть когда-нибудь о том, какую цену платят Учихи за свою силу?
- Ты ошибаешься, - мужчина присаживается рядом и осторожно берет ее лицо в свои ладони. - Это не мир… это ад, - но Мадара, хоть и не пытается отодвинуться, все же смотрит в сторону деревни.
- В иллюзии никому не нужно умирать, - словно не слыша его слов, продолжает Учиха и цепляется взглядом за покатую темно-синюю крышу кланового поместья. Ее там всегда ждут.
- Иллюзия – это уже смерть, Мадара! Смотри, - быстро складывая печати, Хаширама притягивает к себе лицо куноичи еще ближе, заслоняя и луну, и деревню. На полном решимости лице Сенджу невидимыми мазками рисуется изумрудный узор, а в тело полноводной рекой вливается чакра природы. Многослойная вуаль иллюзии неохотно прогибается под давлением чужой воли, но на короткий миг подчиняется. – Смотри!
Двухэтажный дом – светлый и просторный, такой, как он всегда хотел. С грушевым садом за окном, оранжевой черепицей и моном обеих кланов на парадных дверях. Утреннее солнце в аквамариновом небе выползает из-за горизонта, пронизывая медовыми лучами еще только просыпающуюся ото сна деревню.
На ней белоснежное свадебное кимоно с летящими рукавами, с широким узором из журавлей по подолу и черепаховый пояс. Золотой гребень в непослушной черной гриве, позвякивающие в такт шагам золотые серьги – по деревянному настилу веранды неторопливо ступает принцесса двух кланов…
С шорохом иллюзорная реальность осыпается им под ноги, на каменистый пол пещеры, тишина в которой становится осязаемой.
- Ну, - спустя целую минуту игры в гляделки, ворчливо интересуется Учиха, - давай выкладывай, когда эта гениальная идея пришла тебе в голову? - девушка пытается отстраниться, но Хаширама легко удерживает ее подле себя одной рукой, опуская свободную в потайной карман.
Мадара принимает в руки обычную гальку со сколотым краем, выцарапанными на боку иероглифами, и с внезапным осознанием смотрит на Сенджу:
- Только не говори, что…
- Ага, - широко улыбается Хаширама, - с того самого дня, когда мы поняли друг друга.
- И ты хранишь эту каменюку столько лет? – куноичи вопросительно изгибает брови, а потом вымучено улыбается. Ну да, чего это она удивляется, это же Сенджу. – Господи, Хаширама, ты хоть когда-нибудь повзрослеешь?
Внезапно резкая боль в глазах застилает мир белыми вспышками - последствия разрушения иллюзии дают о себе знать. Проклятье на эту технику! Сенджу подхватывает на руки ее, ослабевшую после гендзюцу, и несет прочь из этого места. Домой.

Истерзанные нескончаемыми битвами люди готовы поверить даже в саму надежду на перемены, на другую жизнь. И если брачный союз может примирить два взаимно ненавидящих друг друга клана, то у шиноби появится эта надежда. Мастерицы свадебных церемоний страны Огня уже вышивают журавлей на подоле, вот только…

Истинный мир - это величайшая из иллюзий. Но по его жилам бежит кровь Сенджу, и есть только одна дорога – вперед.

@темы: Учиха, Тобирама, Изуна, Мадара, фанфик, Хаширама/Мадара, Хаширама, Сенджу

---

[I am ready!]

Немного запоздало, но все же.
Happy Birthday, Madara!!

---

Додзя: хиппи-Основатели

[Goodboytobi]

Превью.

Смотреть далее

@темы: Учиха, Тобирама, Изуна, Мадара, фанарт, Хаширама, Сенджу

---

Автор: あきら

[Диспойна]

Не превью













Переведите кто-нибудь!)

@темы: Учиха, Мадара, фанарт, Хаширама, Сенджу

---

[I am ready!]

Каждый автор видит одного и того же персонажа по-своему, поэтому и интерпретация этого персонажа у каждого автора своя. Она будет схожа в общем, но различаться в деталях.

@темы: Мадара